— Что же делать? — задумался Сережа и сел у ворот на скамейку.
— Подождем, — сказала Элина и тоже села.
Тут из переулка вышла худощавая женщина, одетая в мужской полушубок, с хворостиной в руках и подозрительно поглядела на незнакомых.
— Не моего ли Гурьяна разыскиваете? Поди, насчет собрания? Больной он, не скликал никого.
— Не скликал? — встревожился Сережа.
Женщина сердито распахнула калитку.
— Проходите, если пришли!..
Сережа с Элиной вошли в низкую, чисто прибранную избу. Хозяйка опустилась на лавку и вдруг заплакала.
— Ой, лишенько! Замучилась я с ним! Палкой его болезню лечить! Пьяный он в пологу лежит.
По исхудалым, обветренным щекам катились слезы. Она вытирала их уголком вылинявшего платка и приговаривала:
— Бутринский лавочник напоил. Выманил по дешевке овес. Навязался, проклятый, завсе у нас останавливается.
При словах «бугринский лавочник» Сережа насторожился. Значит, Женькин отец и в Абанер по торговым делам ездит.
Наплакавшись, хозяйка немного успокоилась, грустные глаза подобрели.
— Что с вами делать, ребятушки? Я бы сама сходку собрала, да корова с поля не пришла. Не найти — озимь потравит. А может, вы сами не погнушаетесь? Я вам по палочке дам под окошки стучать.
— Соберем! — обрадовался Сережа. Как это он сразу не догадался.
— Пошли! — подхватила Элина.
Женщина проводила их за ворота, наказала стучать посильнее в первом доме за углом к старому Федору Кузьмичу, а во дворе за овражком поберечься злой собаки.
— Да шибче стучите. Дай-ка палочку, касатка. Ты вот как стучи… Силантий Иванович! На собранию. Товарищи со школьного городка пришли.
Первым пришел смешливый мужик с лукавыми глазами, в заплатанном армяке и зачастил с порога волжской скороговоркой:
— Здорово ночевали, хозяева! С праздником вас, со Христовым днем, Василиса Никитична!
— Какой Христов день? — удивилась хозяйка.
— Кто бражничает, у того и праздничек. Гурьян-то у тебя разговелся. А маломощному мужичку хватило бы на цигарку табачку. Закурим, Василиса Никитична?
— Ну тебя, Корнеич! Наговоришь с три короба!
Вошел лавочник Захар Минаевич, не спеша разделся, степенно расчесал бороду и сел в передний угол под божницу.
— Э, да тут Ильи Порфирьевича сын! Наше вам почтение! Значится, в папашку пошел? Мужиков уму-разуму учить!
Он одобрительно крякал, на все лады расхваливал бугринского учителя и Сережу.
— Моего сына дружок. Первеющий ученик, золотая голова! Вместе они, стало быть, науку двигают.
Захар Минаевич подсел к Сереже и тихо заговорил под ухо:
— Просьбишка у меня к тебе. Женьку моего по ученью подгони. По-соседски. Уж я за деньгами не постою, отблагодарю. Так, что ли?