Разговор, как и следовало ожидать, не доставил ему удовольствия. Справившись (ради приличия) о его самочувствии, она затем не нашла ничего лучшего, как рассказать ему о том, что ее сосед, какой-то ветхий старичок, недавно скончался от последствий перелома шейки бедра.
Это было типично для сестры: что бы с тобой ни случилось, в ответ у нее всегда была наготове история похуже твоей. После рассказа об ужасной судьбе соседа она перешла к жалобам на то, что Макс никогда не приезжает навестить ее в Монпелье. А все остальное время она потратила на рассказ об ужасающем прорыве водопроводной трубы, который им пришлось пережить нынче весной.
— Ты даже не представляешь себе, как дорого нам это обошлось, а дурацкая страховая компания ничего не выплатила по причине того, что трубы якобы были в совершенно запущенном состоянии.
Как знать, в Монпелье, возможно, уже делят его наследство. Но тут они просчитались!
Нет, семья — это не обязательно значит что-то заведомо хорошее, подумал Макс, когда еще после пятнадцати минут выматывающего разговора наконец положил трубку. Но иногда он все же ловил себя на мысли, что, наверное, легче переносить старость, если рядом есть кто-то, с кем ты с надеждой смотрел бы в будущее, зная, что после тебя что-то останется и жизнь будет продолжаться.
В который раз уже Макс подумал: какое счастье, что он согласился тогда на уговоры издателя.
Без «Синего тигра» он никогда не встретил бы Розали Лоран, которая стала ему вроде дочери. Не говоря уже о том, что он никогда не очутился бы в маленьком магазинчике на улице дю-Драгон, если бы на этом не настоял Монсиньяк.
Старина Монсиньяк! В самые главные моменты его жизни, радостные или трудные, он всегда был рядом. Вот и на этот раз он навестил Макса в больнице.
Как всегда, не предупредив о своем приходе, он неожиданно появился в палате, в белой рубашке, которая еле сходилась на животе и вот-вот готова была лопнуть.
— Ну и хитрец! Опять новый финт выдумал, только бы не подходить к телефону? — громогласно заявил он вместо приветствия, затем подсел к кровати, властным жестом отправив за дверь сестру Ивонну.
После того как та, бросая на него подозрительные взгляды, удалилась, прочвакав подошвами, Монсиньяк преспокойно достал из кармана бутылочку анисовой настойки пастис.
— Смотрите, друг мой, Марше, чтобы больше такого никогда не было! Что это вы вздумали так меня пугать? На вас же вся надежда нашего издательства! — Он налил пастис в два стакана, и они чокнулись: — Sante![51]
— Так и знал, что раз вы пришли, значит вам что-то от меня нужно! — пошутил Макс, стараясь скрыть, что растроган. — Если вы опять что-то задумали, Монсиньяк, то выбросьте это сейчас же из головы! Я больше не напишу для издательства ни строчки, уж лучше свалиться с лестницы!