Яэль посмотрела на стол. Лицо каждого гонщика – за исключением Кацуо – было ошеломленным, сморщенным. Ларс, казалось, вот-вот расплачется. Глаза Масару были опустошенными, краешки его губ были прямыми как бумага: вид потерянного человека. Потому что все они знали правду – у них не было шансов догнать. Ни у кого из них. Если не…
Ее глаза нашли Луку. Он смотрел на нее – разочарованный взгляд сквозь марлевые повязки – передавая что-то между ними. Что-то отличное от поцелуя, но по-прежнему опасное. Спокойное знание.
Союзники?
Яэль кивнула.
Настало время грязной игры.
Сейчас. 27 марта 1956. Перелет из Нью-Дели в Ханой
Километры выглядели иначе с высоты. Короткие промежутки сантиметров: реки, прорастающие как нервные окончания через холмы пышных джунглей. Дни грязи, малярии и страдания от духоты. Ночи тигриных рыков и воя приматов.
Яэль смотрела через окна самолета, как все это проносится мимо. Часть ее была рада передышке. Тропическая часть маршрута исторически считалась трудной, собирая наибольшее количество вычеркнутых имен, с ее заболеваниями, вызванными москитами, и бесчисленным количеством переходов через реки. Действительно редкий год, когда тринадцать гонщиков добрались до Ханоя. (Ямато вышел из гонки, его лодыжка была слишком сильно растянута, чтобы продолжать езду). Фактически, Яэль не могла вспомнить, когда такое происходило в последний раз. Если вообще когда-нибудь происходило.
Кабина самолета гремела, как если бы каждый винт и болт шли врозь: подпрыгивая и ревя сквозь облака. Даже с ватой, засунутой глубоко в уши Яэль, пропеллеры заглушали все остальное. Она даже не услышала, как подошел Лука, пока он не постучал ее по плечу.
Она подпрыгнула и увидела его: он стоял в проходе, навис над Феликсом, чтобы приблизиться к ней. Лицо брата Адель менялось от хмурого к кислому. Он хлопнул Победоносного по руке: уходи.
– Не возражаешь, если… присяду, фрой… – Сдвинутые темные брови Луки заполнили пробелы в его вопросе.
Он хотел строить планы здесь? Им придется кричать, чтобы услышать друг друга. Кацуо сидел только в двух рядах через проход, с по-прежнему высеченной на лице улыбкой. Лука наклонился ниже – так что его подвеска болталась у носа Феликса – и протянул блокнот и ручку.
Феликс посмотрел на Яэль, и она кивнула. Ей не нужны были годы истории близнецов, что прочитать предупреждение в его глазах: не делай этого; не доверяй ему. Она продолжала кивать, пока Феликс наконец не закатил глаза и встал.
Как только Лука устроился на сиденье, Яэль осознала его близость. Их локти вместе лежали на общем подлокотнике. Коричневая кожа, переходящая в черную. Когда он прижал блокнот к коленям и начал писать, его локоть толкался. Каждая буква, которую он создавал, толкала ее скрытых волков.