Яэль бросила еду. Ее шлем? Где же он? Нет! Сначала очки!
«ИДИ ИДИ ИДИ ПОСПЕШИ ИДИ»
Сдвинуть. Зажать. Защелкнуть.
Слишком поздно. Фара была здесь, и она… тормозила? Бешеный хор двигателя снизил шум, останавливаясь. Ее изголодавшиеся по сну глаза едва успели опознать коричневую куртку и потрескавшиеся губы, прежде чем Лука Лёве слез с байка и пошел к ней, яростно шагая.
– ТЫ! О чем ты думала?
Феликс бросился между ними, сердитый и быстрый, как борзая. Лука остановился, но продолжал смотреть на нее поверх плеча Феликса.
– Твой маленький трюк на реке не принес пользы. Кацуо все еще в гонке. – Он не стал тратить время на объяснения.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Яэль.
Он указал на нее:
– Я имею в виду второе место – и затем ткнул пальцем в свою грудь – И третье. Паромщик выгрузил байк Кацуо с плота, после того, как вы уехали. Кацуо поплыл к берегу и стартовал в то время, когда я переправился, потому что кто-то не обрезал предусмотрительно топливные шланги.
– О, – все, что она смогла из себя выдавить. Кацуо. Впереди. До сих пор. Плавание. Конечно. Почему она не подумала об этом? (Потому что была слишком занята раздумьями о еще неодержанной победе и что-могло-бы-быть и взглядами через реку.)
Слова Луки Феликса, казалось, не убедили. Его плечи перекатывались, разминаясь для боя.
– Тогда где он сейчас?
– В пяти километрах отсюда. У него проклятый пикник на обочине дороги, – Лука прорычал брату Адель. – Я бы сам с ним справился, но он был со своей шайкой. Нам нужно выбить Кацуо до Шанхая. Мы можем использовать захват клещами из Германии…
– Тот, которым вы пытались убрать ее? – перебил его Феликс. Костяшки защелкнулись в кулаки. – Я так не думаю. Моя сестра достаточно натерпелась от тебя.
– Натерпелась? – Лука фыркнул. Его темные брови исчезли под линией шлема. – От меня?
Феликс рванулся вперед. (Безопасность отключена. Молот поднят. Запуск произведен.) Он налетел на Луку; его локоть злобно изогнулся вокруг шеи Победоносного. Сокрушая ее в захвате.
– Не веди себя так, будто не нападал на нее в Осаке! – зашипел Феликс в ухо Луке. Его ноздри раздувались, шею обвивали вены. – Когда ты узнал, что она девушка!
Трудно было сказать в темноте, но Яэль была определенно уверена, что лицо Луки все больше становилось фиолетовым: от сумеречного до фиолетового до баклажанового, когда он хрипел и сражался.
– Феликс, отпусти его! Он нам нужен!
– НЕТ! – В его крике была все та же сила того первого удара в Праге. – Это для твоего же блага, Ада. Я защищаю тебя!
Гнев Феликса был похож на спичку, но ее – на бочку с бензином. Вся та бурлящая чернота, запечатанная, ждущая подходящего момента (того подходящего момента в бальном зале перед фюрером и миром), чтобы взорваться.