Нет, это будет слишком большой жертвой.
Тогда просто оставить его? Как Аарон-Клаус оставил её – без слов, висящую на краю, с которого она так и не сумела взобраться назад.
Это был самый лучший вариант. Но было что-то неправильное в том, чтобы просто исчезнуть… Может быть, после того, как все закончится – убийство, побег, охота и война, которая определенно последует, – она сможет найти его снова.
Найти его снова и сказать ему, что? Я – результат неправильного псевдонаучного эксперимента, которая похитила твою сестру, изменила кожу под ее лицо и убила фюрера, когда носила лицо твоей сестры. Извини за это. Ох, и еще раз прости за удар пистолетом. Хотя, он хорошо зажил.
Она могла только представить, как хорошо это пройдет, учитывая досье Феликса.
Нет – прощание, которое не было прощанием, было лучшим вариантом. На самом деле, это было все, на что она была способна.
Эти мысли крутились – круг, и круг, и круг – и дорога зияла темнотой перед ней, как открытая рана. Ее края начали смазываться: ветви деревьев простирались слишком далеко, порхающие, как летучие мыши в уголках ее глаз. И в желудке поселились искры, напоминающие Яэль, что проглоченные на заправке протеиновые батончики не были полезной едой.
Пока Яэль не двинулась в сторону обочины и не начала рыться в своем кофре, она и не подозревала, как отяжелели ее веки, требовавшие сна.
Феликс тоже зевал, со щелчком открывая карманные часы Мартина и проверяя время через паучьи трещины очков на лице:
– Нам осталось четыре, может быть пять часов езды. Пять часов до восхода солнца.
Яэль откопала пакет сушеного мяса, с трудом пытаясь его открыть. Ее пальцы были неловкими и обессиленными от семнадцати часов на байке.
Феликс внимательно наблюдал, как она сдалась и атаковала упаковку зубами. Глотая кусочки сушеной курицы прямо из пакета.
– Лучше всего остановиться и вздремнуть. Это вероятно, делают и другие гонщики.
Яэль посмотрела на дорогу. Никаких огней. Просто тьма, что купалась в ее глазах, вмещающая в себя столь многое (как и все темное): дни, смешанные с жизнью, закрученные мечтами. Она почти могла услышать вой своих кошмаров, впечатывающийся ей в уши.
Феликс был прав. Ей нужно поспать. Но это был участок гонки под названием «езжай или умри». Не скорость теперь определяла победителя, но выносливость.
А у Яэль всегда была хорошая выдержка…
Вой становился все громче. Яэль дожевывала последние кусочки курицы, когда увидела фары, вырастающие, как миниатюрное солнце. Неправильный рассвет с запада. Вой рос и рос, и рос: вовсе не крики кошмаров, но двигателя, рвущегося к ним на максимальной скорости.