Она хотела быть сильной, храброй, поэтому произносила единственное слово, которое может сказать сильная, храбрая девочка: «Хорошо».
Губы доктора растягивались в улыбке, когда она говорила это. Яэль хотела, чтобы он был довольным. Она не хотела, чтобы пятна на полу были ее кровью.
На каждом сеансе он рассматривал ее кожу. Светил ярким светом тонкого фонарика ей в глаза. Выдергивал несколько ее коротких волосков для анализа цвета. Когда завершался ряд вопросов и ответов, доктор Гайер брал планшет у медсестры, стоявшей в углу. Всегда пролистывал страницы, каштановые волосы падали ему на глаза, когда он расшифровывал каракули медсестры.
«Выработка меланина, как представляется, неуклонно снижается… Обратите внимание на бледные пятна на коже, а также незначительные изменения в пигментации радужки субъекта. Уровень эумеланина также уменьшается, как видно из цвета волос субъекта».
Они никогда не называли Яэль по имени. Она всегда была субъектом. Или, если им нужно было быть более конкретными, «Заключенный 121358.X».
– Мы добились прогресса, – улыбка у доктора Гайера натянутая, как будто его губы размыкаются при помощи иголок. Он вернул планшет медсестре, развернул свое кресло к медицинскому откидному столику, где аккуратными рядами располагались иглы. Прямые серебряные клыки, ждущие, чтобы впрыснуть яд под кожу Яэль. Наполнить ее еще двумя днями огня и агонии. Изменить ее изнутри. Забрать все цвета и чувства, людей. Опустошать и опустошать до тех пор, пока ничего не останется.
Просто призрак девочки. Пустая оболочка.
Прогресс.
Сейчас. 9 марта 1956 года. Германия, столица третьего рейха
Солнце выглядело низкой оранжевой угрозой в небе, когда Яэль вышла из квартиры на улицу Луизен – асфальтовую артерию в самом сердце города, что когда-то назывался Берлином. Она слишком долго задержалась в кресле тату-художника, терпя иглу, муки и воспоминания. Наблюдая, как он кладет финальные черные штрихи на последнего черного волка.
Это был ее пятый и заключительный визит в крошечную каморку с чернильными бутылками и креслом с потрескавшейся кожей. Пять посещений, чтобы скрыть кривые цифры на левой руке. Пять посещений для пяти волков. Они бросались, толкались и выли на ее руке до самого локтя. Черные и всегда бегущие, состязающиеся с ее кожей.
Бабушка, мама, Мириам, Аарон-Клаус, Влад.
Пять имен, пять историй, пять душ.
Или считая по-другому: четыре воспоминания и напоминание.
Но волк Влада должен быть совершенным, как и другие. Яэль испытывала свою удачу, наблюдая, как часы на дальней стене начали свой путь к закату. В конце концов, волк Влада был идеальной открытой раной, пульсирующей под поспешно намотанной марлей.