В груди у Яэль похолодело: она напряглась от страха, замерзла от гнева, слова будто застряли внутри. Ей пришлось вырвать их:
– Я… я не могу.
За забором были волки. Она не знала, сможет ли встретиться с ними без страха. Без Мириам, или мамы, или бабушки…
– Рахель была права: это место – смерть. Люди не выходят из этих ворот. – Глаза Мириам скользнули от двери к вечно затянутому дымом небу. Ее рука по-прежнему крепко обхватывала Яэль. – Но ты можешь. Ты особенная, Яэль. Ты сможешь жить.
Жить? В мире клыков, одной?
Или умереть. В клетке дыма и игл.
Яэль знала, что Мириам была права. Но оправдания по-прежнему вертелись у нее на кончике языка.
– Но моя рука, на ней все мои числа. Я не могу изменить их.
– Скрой маркировку под свитером. Они не увидят разницы, – ответила она.
– Я не хочу покидать тебя, Мириам. – Яэль чувствовала, как дрожали ее губы. – Я не хочу быть одинокой.
– Тебе придется быть храброй. – Мириам снова наклонилась к матрасу и вытащила бабушкину поделку. Она начала разбирать матрешку небольшими, любящими поворотами. Так же, как это делала бабушка. Одна за другой куклы распадались. Пока не осталась самая маленькая. – Ты не будешь одинока. Я буду думать о тебе. И Рахель, и бабушка, и все остальные… они приглядывают за тобой.
– Ты действительно так думаешь? – Яэль привыкла к наблюдениям: башни охраны, медицинские осмотры, медсестра со скошенным ртом. Не трудно было думать, что глаза мертвых мерцали над дымом, вместе со звездами.
– Мне приходится. – Мириам взяла самую маленькую куклу, впечатала ее в ладонь Яэль. – Ты не можешь забрать всех кукол. Они слишком большие и не поместятся у тебя в кармане. Я сохраню остальные для тебя.
Деревянная малютка размером с горошину была настолько мала, что почти потерялась в складках руки Яэль.
– Если почувствуешь себя одиноко, – продолжала Мириам, – можешь смотреть на нее и помнить, что остальные у меня.
Сама настолько маленькая. Она потеряется, если Яэль уронит ее…
Но она не станет этого делать. Рука Яэль сжалась в кулак. Она прижала его к сердцу и подумала обо всех невидимых глазах. Присматривающих.
– Однажды они снова все будут вместе. – Голос Мириам треснул. Это было обещание, которое, как обе они знали, сдержать не суждено.
Сумерки. Время, когда уродство лагеря высвечивалось только в обрывках электрического света. Тьма сочилась между бараками, заливая все щели, до которых не удалось добраться прожекторам. Эти щели были дорогой Яэль, ее затаившей дыхание тропой от Барака № 7. Она проходила их быстро, ее плечи прижимались к стене барака.