Я бесшумной тенью встал рядом с ней. Сердце колотилось как бешеное, но я выглядел невозмутимым.
— Позволь мне. Ты и так постоянно убираешь всю посуду.
Я мягко коснулся ее пальцев, одновременно высвобождая кофейник, за который она взялась. Не знаю, что там Дэн говорил про ее ощущения в случае нашей совместимости, но мне показалось совершенно естественным то, как я прикоснулся к ней. Ее кожа словно была моей.
Элена взглянула на меня прямо. Так как мы были почти одного роста, ее глаза оказались на уровне моих, и между нами что-то пронеслось. Или мне казалось, потому что я в очередной раз обалдел от ее близости.
— Как хочешь, — сказала она, передавая мне кофейник.
— Мы же вместе завтракаем. А убираешься всегда ты. Нечестно, — заметил я.
— Какой хороший мальчик, — удовлетворенно хмыкнула она.
Я почувствовал уязвление. Она что, специально это сказала? Я не был мальчиком. Я не чувствовал себя мальчиком уже давно. Наши глаза встретились, и я прочитал в них воздушную насмешку. Ну точно специально сказала.
— А сама только недавно говорила, что я уже почти мужчина, — с легкой укоризной сказал я, относя посуду в раковину.
— Почти.
— Что же меня отделяет от этого?
Я стоял к ней спиной, но знал, что она смотрит на меня. Вода тихо полилась из крана, создавая спасительный фон, в котором тонуло мое напряжение.
— Уверенность.
Я обернулся к ней, желая увидеть, с каким лицом она это произнесла. Элена стояла у стойки бара, сложив руки на груди, и наблюдала за мной со знакомым снисхождением. Но при этом в ней появилось что-то новое: какая-то легкая… порочность. Словно ей нравилось меня слегка поддевать, при этом читая все мои бесхитростные действия как открытую книгу.
Чашки и кофейник замерли в сушке. Вода перестала течь. Между нами повисла странная пауза, а за окном начала бушевать бесшумная метель. Я замер напротив нее, слегка опершись руками о мойку, и спросил:
— И почему ты считаешь, что мне недостает уверенности?
Элена не стала уходить от темы. Тем интереснее стало наблюдать, как мы закончим этот разговор полунамеков.
— Я просто это вижу.
— Может, ты плохо видишь?
— У меня отличное зрение, — вдруг с сияющей улыбкой сказала она.
Ее глаза откровенно смеялись, но не зло.
— Элена, ты не можешь видеть всех и вся, — шутливо сказал ей я, идя в сторону дивана, где были наши альбомы. — Все ошибаются.
— Ах, что ты говоришь?
Я присел и начал набрасывать что-то от балды. Она примостилась напротив, поглядывая на меня с нескрываемым весельем.
— Ну подумай сама… — неторопливо продолжил я, обнаружив в себе наглость, которая сходила за уверенность. — Нельзя всегда все понимать. В этом скрывается подвох. Ты привыкла ждать от человека определенной манеры поведения и даже мысли не допускаешь… что он может сделать что-то иначе.