— Да ты-то, Митя, откуда знаешь? — спросил Ляхов.
— Знаю я. У него шофер работал Кульмамед, так он его осенью уволил, а он мой корешок, бахарденский. Он мне и рассказывал. Как вышло-то? Они тогда возле Кум-Дага стояли. Там место живое, не то что здесь, глухота. Там и вышки, и рабочих-нефтяников много, и шоссе на Небит-Даг. Кульмамед часто в Небит-Даг ездил. Ну и подвозил, конечно, то рабочих, то туркмен на рынок, то еще кого. Левачка, одним словом. Ну, а тот стал с него требовать. И не как-нибудь, а прямо за горлец прихватил, — и Митя для наглядности взял себя за кадык двумя пальцами. — Как ездку сделал, так полтинник отдай.
— Почему полтинник? — спросил студент удивленно.
— Пятьдесят рублей, одним словом. Кульмамед сперва давал, а потом — все. Тем более и выручки не стало, четвертак в день от силы. Кому же интересно? Ну, и он его уволил. Придрался к чему-то и уволил. Он его, конечно, боялся, потому что он его все дела знал.
Ляхов, усмехнувшись, передразнил:
— Он ему, он его… Рассказывать ты, Митя, мастер.
— Нет, Борис Иваныч, верно: хитрован жуткий. У него вообще шофера не держатся. Сейчас, гляжу, опять парень новый.
— Черт знает что! — с возмущением произнес студент, и слышно было, как он заерзал на сиденье. — Почему же ваш Кульмамед не заявил об этом куда следует? Ведь такого жулика в тюрьму надо!
— Это понятно, почему не заявил, — сказал Ляхов.
— А потом другое: поди докажи, — сказал Митя и, поджав губы, сделал выразительное движение шеей, обозначавшее: вот ведь что, никак нельзя.
Однако студент не унимался.
— Нет, товарищи, это безобразие! — говорил он с горячностью. — Научную работу возглавляет какой-то случайный малограмотный тип и к тому же — жулик! Я встретил здесь знакомую по университету, Таню Зарковскую, она сейчас Савченко по мужу. Она уговаривает мужа перевестись в другую партию, потому что нет возможности серьезно работать. Петухов подобрал себе подходящую компанию: почвовед-старикашка — полный профан…
— Ох, он комичный, старикашка этот! — сказал Митя, засмеявшись. — Ему бы кладовщиком где или в канцелярии по-тихому, а он в пустыню погнался. Жадный, дьявол. Я спрашиваю: «Не тяжело, говорю, в ваши годы песочки мерить?» — «Ничего, говорит, приспособился. Одно, говорит, плохо — женскому полу недохватка». Комичный!
Студент и Митя поносили Петухова, а заодно и старикашку в два голоса, и Ляхов в душе соглашался с ними, но ему неприятно было, что он не сумел раскусить Петухова так быстро, как они, и теперь вынужден молча слушать и выглядеть человеком недалеким и отнюдь не психологом. Поэтому, воспользовавшись паузой, он проговорил с нарочитой небрежностью: