– Исабель, – сказал Якоб Руман.
Пленный кивнул:
– Особенность ситуации заключалась в том, что для Гузмана главным было не найти саму гору, которой следовало дать имя, а найти правильное имя для этой горы.
– И Исабель уехала в Америку?
– Отплыла на корабле из Гавра тридцать первого декабря тысяча девятьсот одиннадцатого года.
– А четыре месяца спустя, чтобы ее догнать, Дави сел на «Титаник»?
Пленный коротко ответил:
– Да.
Некоторое время оба молчали, ибо мысли обоих в выражении не нуждались.
Молчание нарушил Якоб Руман:
– Вы с самого начала все точно рассчитали. Вчера было четырнадцатое апреля, сегодня пятнадцатое, нынче ночью четвертая годовщина кораблекрушения. Эту историю вы мне рассказали только потому, что я вам сообщил про свой день рождения. Иначе вы и мне ничего бы не сказали.
– Совпадение мне показалось весьма заманчивым. А вы не находите?
– И вы выбрали именно это место, именно Монте-Фумо, Дым-гору, чтобы прийти сюда и умереть… Все одно к одному, как в любой истории, выверенной до совершенства.
– Совершенных историй не существует, особенно во время войны. Тут уж не до выбора, – спокойно сказал пленный.
Он подался вперед, чтобы Якоб Руман мог разглядеть его лицо.
– Я собрал себе в коллекцию столько жизней, сколько вы и представить себе не сможете. А теперь могу потерять свою собственную, сделав такой выбор… Умереть посреди смерти… Нельзя упустить случай и не воспользоваться такой иронией судьбы.
– Значит, решено, и вы дадите себя расстрелять.
Якоб Руман не спрашивал, он утверждал и был при этом разочарован и разозлен.
– Тогда для чего вы рассказали мне эту историю?
– Я последний из аэдов! – с иронией отозвался пленный, подняв палец к небу.
– Однако вы мне пока не сказали, каким образом познакомились с Гузманом.
Этим намеком он немного разрядил обстановку.
Пленный усмехнулся, но выдержал взгляд доктора и полез в карман.
– Тут понадобится долгий табачок.
И он вытащил сигару, которую явно держал про запас.
– Нет, это не та, что досталась от Рабеса, она ведь не обернута в серебряную бумагу, – весело заметил он. – Но здесь, наверху, какая разница?
Он разломил сигару и протянул половину Якобу Руману.
Доктор заколебался.
Итальянец вдруг посерьезнел:
– Доктор, вы единственный друг, который у меня остался. Прошу вас, не отказывайтесь.
Доктор принял сигару, и пленный точными, изящными и поэтичными жестами изготовился закурить. Он облизал губы, элегантно сложил пальцы вокруг сигары и чиркнул о скалу последней спичкой. Прикрывая огонек ладонью, он поднес спичку к кончику сигары и сладострастно затянулся. Потом передал горящую спичку Руману: