– В древности люди в знак дружбы обменивались огнем.
Доктор последовательно повторил все его движения. Война в этот момент отошла куда-то далеко-далеко. И двое людей, которым полагалось быть врагами, словно бы знали друг друга целую вечность.
– Так что вы от меня хотите? Я понял, что с самого начала у вас был свой план…
Они добрались до сути вопроса. И Якоб Руман был наконец призван прочертить свою линию в этом рисунке судьбы.
– Вы готовы стать новым главным героем истории? – спросил итальянец, показав врачу какой-то конверт, что лежал у него во внутреннем кармане куртки.
Письмо.
– Это для Исабель?
– Вы ей передадите, правда? Иначе все эти месяцы ярости, вся моя жизнь и, может, даже моя смерть утратят смысл.
Якоб Руман взял конверт из рук итальянца и внимательно его оглядел. Бумага пожелтела, – наверное, письмо написали очень давно.
– Если останусь жив, поеду в Америку и разыщу Исабель. Даю вам слово.
– Я не подписал письмо, и искать мое имя на конверте тоже бесполезно.
– Вы не верите обещаниям и не скажете мне ваше имя…
Пленный улыбнулся:
– Вы и так его знаете, доктор.
Полог, закрывавший вход в пещеру, распахнулся. Это пришли за пленным. Сержант взглянул на Якоба Румана, чтобы узнать ответ. Но доктор отрицательно покачал головой и потупился.
– Табачок закончился, – сказал пленный и встал на ноги. – Пора идти.
Якоб Руман взял черную записную книжку и отыскал между страниц бумажную орхидею. Потом скрепкой приколол ее к куртке пленного:
– Это вам вместо ордена.
Итальянец протянул ему руку. Несколько секунд короткого рукопожатия они смотрели друг другу в глаза. Прошла всего одна ночь, но им она показалась целой жизнью.
– Прощайте, доктор.
– Прощайте, Дави.
Шестого мая 1937 года весь Нью-Йорк стоял, задрав голову. Был четверг, и все ожидали обещанный к вечеру пролет огромного дирижабля[12].
Якоб Руман был единственный, кто смотрел вниз, на адрес на конверте, который держал в руке. «Гинденбург» вылетел из Франкфурта шестьдесят два часа назад, а он неделю добирался сюда на корабле и уже пять дней как находился в городе.
Он попросил таксиста высадить его за пару кварталов от нужного места: ему хотелось пройтись пешком. В его распоряжении был двадцать один год, чтобы все обдумать, но теперь он чувствовал, что все-таки должен собраться с мыслями. Было всего половина девятого утра, но уже стояла жара. Он снял пиджак и шляпу, провел рукой по белокурым, быстро седеющим волосам и зашагал по Мэдисон-авеню.
Сюда он прибыл в конце долгого путешествия, в том числе и путешествия во времени. Что толкало его? На самом деле он и сам не знал, правда или вымысел та история, что рассказал ему Дави, приписав ее Гузману. Мадам Ли, Дардамель, Рабес, Эва Мольнар, да и сам Гузман, может, и вовсе никогда не существовали, и вряд ли Якобу Руману когда-нибудь удастся выяснить, были они или нет. Точно так же, как поющие горы в Китае, мыльный дождь в Марселе или кощунственное танго в испанском посольстве под оркестр, исчезнувший в никуда.