— Осколком в грудь ее ранило. Унесли в лазарет, а она сбежала. И тут истребитель, желтокрылый, в спину ей целую очередь.
— Утром музыку слушала, радовалась. И вот — нет. Жаль. Хорошая была девушка.
В голосах звучали горечь, обида.
Не отрывая глаз от спин зенитчиков, Костя представил себе, как рвалась Надя в бой.
— Дайте я помогу, — попросил он лопату. — Надя вожатой у нас была.
Зенитчики еще яростнее налегли на лопаты.
— Иди к командиру полка, он в лазарете, — сказал один из них, не разгибаясь. Костя так и не увидел их лиц, только понял, что зенитчики, отдавая последний долг погибшей Наде, не могут смотреть ему в глаза: взгляни — и слезы сами брызнут.
■
«И угораздило же меня подставить плечо под пулю! И в ноге, видно, осколок. Худшего не придумать: по рукам и ногам связан, — досадовал Титов, глядя на бинты, сжимавшие ему грудь. — Но ничего, мы не такие хиленькие, чтобы от одной пули и паршивого осколка принять стойку «смирно» в горизонтальном положении».
— Радист!
— Слушаю, — отозвался старшина радиовзвода, которого Титов тотчас же после ранения вызвал к себе в блиндаж санитарной роты.
— Где рация?
— Здесь.
— Что передают?
— Нас ищут. Запрашивают обстановку.
— Что ты ответил?
— Вы же приказали молчать, — напомнил радист.
— Правильно, иначе вы по всему свету разнесете: командир ранен. И противник обеспечен хорошей информацией.
— Я так и понял, — согласился старшина.
— Ну вот, а теперь передай: держимся, атаки врага с воздуха не увенчались успехом… Передавай, передавай! — повторил Титов. — На переднем крае особых перемен не произошло… Передал? Теперь возьми карту и передай для командующего артиллерией Пожарского вот эти цифры…
— Он только что запрашивал, куда дать огонь, — сообщил старшина, на секунду оторвавшись от рации, — и про ваше настроение спрашивал.
— Цифры, цифры передавай! — потребовал командир полка.
Он был всегда внимателен и вежлив с подчиненными, но сейчас его раздражала боль в плече, и он с трудом удерживал себя от резких ответов. К тому же положение дел на переднем крае складывалось значительно сложнее, чем об этом было только что передано по радио в штаб армии.
В минувший день вражеская авиация вывела из строя почти весь состав зенитной батареи, стоящей на прикрытии полка с воздуха. Очень тяжелые потери понесли артиллеристы из приданного полку противотанкового дивизиона, да и роты, стоящие на переднем крае, заметно поредели. Вышли из строя многие закаленные в боях гвардейцы.
Однако Титов не считал, что полк потерял способность к сопротивлению. Именно теперь надо было всеми мерами вселять уверенность в своих подчиненных в том, что полк способен выдержать еще более трудные испытания. Командир полка понимал, что обстановка в Сталинграде тяжелая, значит, чем больше вражеских сил будет привлечено к переднему краю осажденного гарнизона, тем легче будет другим частям, обороняющим город на других участках. Крепко сжав зубы от наступившей боли, Титов на минуту закрыл глаза. «Чем все это кончится? Неужели не поднимусь? Бодрись, бодрись, а полежать, видно, придется…»