Сколько он пролежал «выключенным», Андрей не помнит. Тяжелая головная боль привела его в сознание. Он увидел Сохатого, который сидел на дядьке Иване. Руки Гришки были сомкнуты на шее обреченного человека. Иван уже не сопротивлялся, а просто хрипел и судорожно сучил ногами.
Не помня себя, Андрей быстро вскочил, побежал к костру и, схватив в руки горящее полено, ударил Сохатого по затылку. Сноп искр рассыпался фейерверком, озарил все вокруг и отпугнул по сторонам темноту ночи. На затылке Сохатого противным треском пыхнули скатавшиеся волосы. Напрягшееся тело замерло в оцепенении, обмякло и, повалившись вперед, упало на поверженного дядьку Ивана. Андрей быстро отвалил в сторону Гришку и стал давить трясущимися руками на грудь Ивану. Какое-то время тот не подавал признаков жизни. Но потом слабо захрипел, несколько раз тяжело вздохнул и наконец открыл глаза. Жив!
Короткая летняя ночь скоротечно растворялась в мутных бликах серого рассвета. На смену непроглядной мгле с небес лег густой светящийся туман, бездвижно окутавший притихшую после грозы тайгу. Мокрые деревья, кустарники и трава согнулись под тяжестью огромных прозрачных капель воды, алмазными слезами скопившихся на черных иголках разлапистых веток и потемневших листьях. В ожидании торжественной минуты появления солнца, как перед началом знаменательного парада, застыл влажный воздух. Еще не слышатся радостные голоса пернатых жителей тайги. И только неумолчный шум Балахтисона нарушает напряженную тишину. Но и он старается приглушить свой глас в плоти тумана. Кажется, что за тальниковыми кустами несколько человек ведут негромкий разговор. Время будто остановилось.
Андрей привстал на ноги и передернул плечами от прокравшегося в тело холода. Сон еще какое-то время склеивал глаза, но несколько всплесков ледяной воды прогнали дремоту. Вернувшись к костру, юноша привычно подвесил на таганок слезливо плачущий закопченными стенками котелок и положил на угли несколько поленьев.
— И что, дядя Ваня, надумал делать дальше? — присаживаясь на землю, спросил он у безмолвно сгорбившегося мужика и задержал взгляд на его осунувшемся, потемневшем за ночь лице.
Тот, вздрогнув от неожиданного вопроса, неторопливо перевел взгляд куда-то в густоту тумана, затем посмотрел на спящего Леху, на громко храпящего Сохатого. Медленно и с расстановкой заговорил:
— Неприветливо меня встречает Чибижек... Видимо, это был знак, что в поселке мне делать нечего... А если делать нечего — поверну свой след назад, домой... Ждут меня, наверное, а может, потеряли уже — полтора месяца, как по тайге шатаюсь. Бабка-то моя уже десять лет как померла. Осталась дочка, зять да внучка. Справная девчина! Машенька чуть помладше тебя.