Перед тем как сесть в парижский поезд, нам предстояло провести ночь в отеле в Пор-Вандр. К чему такой сложный маршрут? Когда мы прибыли в отель, лакей в красной униформе, в странном головном уборе, наподобие красной с золотом коробки конфет, взял наши чемоданы и повел нас к нашим номерам. Лестница с высокими ступенями, а посередине ковровая дорожка, закрепленная медными металлическими прутьями. Лакей поднимался впереди, я закрывала шествие. Пальмы в вазонах вдоль перил, поворот. Я поднимаю голову и вижу на площадке, по краям красной дорожки, два начищенных сапога. Ролан! Здесь! Вот почему она взяла с собой только меня! Вот почему она поменяла маршрут! Мое горло сжалось, во мне поднималась буря. Нет, только не он, только не этот человек! Я начала стонать, у меня заболел живот, меня рвало. Не знаю почему, но мать посадила меня на горшок прямо посередине комнаты, перед этим человеком! Положение было невыносимым.
Я стала орать и реветь еще пуще.
– Я позову врача. Ролан, я прошу тебя уйти. Нехорошо, если тебя застанут в моей комнате.
– А я надеялся на прекрасный вечер!
– Ничего не поделаешь, друг мой, с детьми такое случается.
У меня создалось впечатление, что в тот вечер она ухаживала за мной лучше, чем обычно. Она как будто освободилась от груза, стала более легкой, пела вполголоса в ванной комнате. Мы уехали на следующее утро, и с тех пор Ролана я больше не видела.
…Позже, когда мне было восемь или девять лет, еще один господин, в свою очередь, зачастил в наш дом. Это был самодовольный франт, старше матери, с седеющими напомаженными волосами, с перстнем на пальце, с брюшком, парижанин Гаэль де Пюизан. Наполовину светский лев, наполовину делец.
Тот же сценарий: «Возможно, в один прекрасный день Гаэль станет твоим отцом, если ты этого пожелаешь».
Господин, видимо, умел быть настырным, попросил встречи вне дома. И опять она взяла с собой только меня, не говоря об истинной цели прогулки. Мы были во Франции, шагали по сельской дороге, она держала меня за руку. От нее приятно пахло, она специально позаботилась о своей и моей внешности.
Я была уже достаточно взрослой, чтобы правильно понять природу ее волнения, когда она увидела вдали автомобиль, который потом затормозил возле нас. За рулем был Гаэль, он был один. Я никогда не забуду, как он посмотрел на меня. Ух, если бы он только мог отправить меня подальше! Он понял причину моего присутствия, а я знала, что служила для матери ширмой, завесой между ней и ее возлюбленными.
Лежа на кушетке, я стала догадываться, что не только религиозность матери была причиной ее поведения, не только религия разрывала ее, мешала идти навстречу тем мужчинам, которые ей нравились. Она боялась чего-то другого. Она боялась назойливости, кошмара, наваждения.