На улице я видела слишком много, слышала слишком много, чувствовала слишком много.
До войны я видела улицу только через окно автомобиля. Потом я стала ходить в школу сама. Я была в шестом классе.
Я слишком много получила сразу! Эту незнакомую мне свободу! Все эти люди – опережающие меня, идущие мне навстречу – задевали меня, толкали меня!
На улице я всему изумлялась, все время волновалась, возбуждалась.
Средиземноморская улица! С парнями, которые свистят вслед девушкам, с девушками, которые, проходя мимо ребят, покачивают бедрами и у которых круто завитые кудри, резкие духи, яркий макияж, ритмично колышущийся зад. Попрошайки, которые, расчесывая язвы, выкрикивают свои жалобы: «Ya Ma! Ya ratra moulana! Ya, ana meskine besef! Ya chaba, ya zina, atteni sourdi!», что означает: «Эй, бабуля! Бог тебе воздаст! Я такой бедный! Эй, барышня-красавица, дай полтинник!». Они демонстрируют свои культи, выставляют свои раны, остатки гнилых зубов, струпья ран, мертвые, слезящиеся глаза, расширенные вены: «Ya chaba, ya zina, atteni sourdi!». Женщины протягивают вперед младенцев, облепленных мухами, качают их уродливые тельца, причитая: «Ya chaba, ya zina, atteni sourdi!». Через отверстия в лохмотьях они достают другие лохмотья, изборожденные голубыми венами, – свою грудь, которую дают малышам, жадно принимающимся ее сосать… Соблазнительные позы манекенов в магазинах готовой одежды. Мужчины, оставляющие на ходу густые плевки на тротуаре. Террасы кафе, откуда исходит приятный аромат утреннего кофе. Влюбленные, целующиеся по углам, вонзаясь друг в друга и ничего не замечая вокруг. Продавцы полевых цветов и инжира из Барбарии, дрессировщики обезьян: «Прыгает, танцует, тум-тум, тум-тум», плетельщики стульев. И иногда – мое собственное отражение в окнах витрин: согнутая спина, высокий зад, зачатки груди, светлые вьющиеся волосы, длинные руки и длинные ноги девчонки, которая уже в скором времени перестанет быть таковой.
Уличное движение, звук клаксонов, звон трамваев, брань водителей: «Иди на …, кретин», «… твою мать!»; переход улицы в этом гвалте, и на другой стороне – все то же самое. Можно повернуть в любую улицу – налево или направо, поменять маршрут и получить еще кучу впечатлений.
Я обращала внимание на все вокруг, кроме того, как именно я прокладываю себе путь, поэтому все время натыкалась на фикусы, росшие прямо посреди улицы Мишле. Когда я доходила до школы, у мен я кружилась голова, я шаталась, теряла равновесие – контраст был слишком велик! То, чему меня учили, абсолютно не соответствовало тому, что я видела. Милосердие, высокие нравы, гигиена, манеры, осанка! Я понимала, что существуют два образа жизни: наш и людей улицы. В нашем образе жизни я не достигала никаких результатов, а на улице, которая была так привлекательна, мне все казалось проще. Стыдно! Страшно! Ведь мне хотелось нравиться матери, хотелось жить так, как желала она, и все же я чувствовала внутри себя ужасную силу, толкающую меня сойти с дороги, по которой мне следовало идти.