— Не обижайтесь, маэстро, — сказал Круминь, — мои сомнения насчет того, что вы пролезете в то игольное ушко, — это всего лишь зависть простого смертного, которому, увы, такое не дано. Этот фокус не для меня…
Галецкому понравилось обращение «маэстро», но покоробило ненавистное ему словечко «фокус».
— Фокус! По-моему, в этом слове есть какая-то скрытая насмешка черни над нашими иллюзиями… фокус-покус… фокусничать… фокусник… нет, я предпочитаю другое слово: «престидижитатор», хотя…
С улицы донеслось цоканье конских копыт по булыжнику; в полуподвальном окне померещились и пропали бело-мраморные лошадиные ноги; послышался разговор верховых казаков.
Галецкий залпом допил вино и твердо поставил бокал на стол, собираясь встать.
— А за что вас арестовали? — поспешно спросил Круминь: мысль о том, что сейчас он останется один в белогвардейском застенке, была невыносима. В том, что визави удастся пролезть сквозь «игольное ушко», он уже не сомневался.
«Уж он-то пролезет, дьявол».
— За что?.. О, на этот счет у меня нет никаких сомнений. Я случайно попался на глаза одному мошеннику. Этот прохвост набрался наглости предложить мне совместную антрепризу в его вонючем менажерии. Галецкий и макаки! Каково? Я высмеял его в лицо, и шарлатан-итальянец тут же настрочил на меня донос в контрразведку. На следующий день — арест. Эти свиньи искали в моей квартире спецдонесения в Москву, шифры, карты, симпатические чернила. Дурачье, я свободный художник, от нынешней смуты у меня только хандра и мигрень. Но поверьте, они еще поплатятся за арест: меня знает полковник Антон Иванович Деникин…
— Сейчас он — генерал.
— Неважно. Я уже решил расквитаться сам. Днем я устрою этим болванам и тупицам прощальный бенефис.
— Надеюсь, доживу, — заметил Круминь.
«Может быть, записку связному?»
— Вас должны расстрелять? — осторожно спросил Галецкий и вновь отпил глоток вина.
Круминь не ответил, зато спросил:
— Вы не могли бы передать записочку?
— О, нет, увольте! — воскликнул Галецкий, при этом в его глазах ничего не дрогнуло; он был по-тигриному безмятежен, — эта просьба унизительна. Я — не мальчишка на побегушках. Как только я смонтирую аппаратуру, я разнесу этот опереточный штаб по кирпичикам. Часов этак в… пять. Вы сможете этим воспользоваться.
— Что ж, — протянул Круминь, не удивляясь отказу. Помолчал. Добавил: — Только имейте в виду, штаб охраняет казацкий взвод, не считая внутренней охраны. Напротив — пехотные казармы.
— Это не имеет никакого значения, — небрежно заметил Галецкий, — моя аппаратура — это тяжелая артиллерия белой магии.