Иногда достаточно одного слова, чтобы вся фраза застыла и мы провалились в сон, где время течет по обычным законам. Оно невозмутимо продолжает свое паломничество посреди хаоса. Так, весной 1944 года Густав Крупп, один из священников промышленности, который в самом начале этой истории внес лепту в дело нацистов и поддержал режим с первых часов его существования, ужинал с женой Бертой и старшим сыном Альфредом, наследником концерна. Это были их последние минуты на вилле Хюгель, в огромном дворце, где они всегда жили и где власть Круппа обретала смысл. Теперь все складывалось неважно. Немецкая армия отступала и отступала. Надо было решиться покинуть владения и уйти в горы, подальше от Рура, в Блюнбах, туда, где бомбы их не достанут, где царит холодный белый мир.
Внезапно старый Густав встал. Он уже давно потерял рассудок. Страдающий недержанием и впавший в детство, он годами хранил молчание. Однако в тот вечер посреди трапезы Густав резко поднялся; испуганно прижав салфетку к груди, вытянул длинный худой палец и процедил: «Но кто все эти люди?» Жена обернулась, сын тоже. Им стало очень страшно. Половина комнаты была погружена во мрак. Но тьма казалась подвижной, будто в ней плавали силуэты. И это были не призраки виллы Хюгель, явившиеся обдать хозяина ледяным ужасом, это были не ламии, не злые духи, а настоящие люди, мужчины, чьи огромные глаза внимательно смотрели на Густава. Фигуры выходили из тьмы. Незнакомцы. Густав страшно испугался. Он не мог шевельнуться. Домочадцы сидели неподвижно. Занавески словно остекленели. И вдруг Густаву показалось, что он впервые в жизни видит, словно он наконец прозрел. И то, что он увидел, то, что медленно выплыло из тени, представляло собой десятки тысяч мертвецов, подневольных рабочих, которых СС предоставили для его заводов. Они вышли из небытия.
Годами он брал к себе на заводы людей их Бухенвальда, Флоссенбюрга, Равенсбрюка, Заксенхаузена, Освенцима и многих других лагерей. Продолжительность жизни таких рабочих составляла несколько месяцев. Если заключенному удавалось избежать инфекций, он умирал от голода. Но Крупп был не единственным, кто так поступал. Его коллеги по собранию от 20 февраля тоже пользовались услугами узников; за криминальными страстями и политическими жестами скрывалась жажда наживы. Война была рентабельной. «Байер» брал в аренду людей из Маутхаузена. «БМВ» — из Дахау, Папенбурга, Заксенхаузена, Нацвейлер-Штрутгофа и Бухенвальда. «Даймлер» — из Ширмека. «И. Г. Фарбен» — из Дора-Миттельбау, Гросс-Розен, Заксенхаузена, Бухенвальда, Равенсбрюка, Дахау, Маутхаузена, в Освенциме эксплуатировали гигантский завод: «И. Г. Аушвиц» — неосторожно указано в его организационной схеме. «Агфа» брала людей из Дахау. «Шелл» — в Нойенгамме. «Шнайдер» — в Бухенвальде. «Телефункен» — в Гросс-Розен. «Сименс» — в Бухенвальде, Флоссенбюрге, Нойенгамме, Равенсбрюке, Заксенхаузене, Гросс-Розен и Освенциме. Все набросились на дешевую рабочую силу. Так что Густав не галлюцинировал посреди семейного ужина, скорее его жена Берта и сын не хотели что-либо видеть. Потому что мертвецы пришли в дом и устроились в тени.