Секретарь тайной полиции (Хейфец) - страница 48

Местные жители приспособились к этому своеобразному лечению некоторых больных и научились извлекать немалый доход из их разгула.

16 июня 1879 года к предприимчивым липецким извозчикам, собиравшимся обычно возле плотины, подошел господин в белом летнем костюме и элегантном котелке. На его пальце сияло толстое обручальное кольцо, поперек живота к часам тянулась массивная цепочка. Сразу видно было — не провинциал. Столичная штучка!

— Милейший, — щелчком подозвал он бородатого извозчика, — тут компания моя желает поглядеть ваши достопримечательности…

— Чего-с?

— Ну, есть у вас в городишке хоть что-нибудь интересное?

— Не могу-с знать!

— А ежели за городом?

— За городом? — извозчик задумался. — Это как понимать, значит, интересное, ваше благородие? Чтоб веселее было, что ли?

— Слава богу, уразумел наконец.

— Есть, ваше благородие, есть одно местечко. За рекой. Будете довольны…

— Поглядим. Значит, завтра с утра отправляемся. Приготовь колясок на одиннадцать человек.

— Будет сделано, ваше благородие.

— С нами дамы! — господин многозначительно поднял палец. — Уразумел?

— Все понял. Не ударим в грязь, ваше благородие. А где мне вас сыскать в случае чего?

— На постоялом у Мартынова. Спросишь приезжего из Петербурга господина Безменова…

На следующее утро в пролетки уселась вся компания. К задкам привязали объемистые корзины с закусками, а в ноги поставили сумки с водочными бутылками. Да, компания подобралась веселая!

Уже в дороге господин Безменов, нисколько не стесняясь посторонних, принялся с азартом распечатывать новенькую колоду карт. Другой пассажир, этакая музыкальная натура, стал бренчать на гитаре. Правда, вначале получалась какофония, но постепенно под пальцами вылепился украинский мотив. Мелодия оказалась грозной, томительно-страстной, и один за другим подхватывали ее беспечные курортники. Наконец их голоса слились в стройное двух-голосье. Казалось, на пролетках поют не полузнакомые гуляки, а спевшийся хор настоящих артистов. Купеческий сынок, сидевший в первой пролетке, обернулся назад и стал на ходу дирижировать. Повинуясь его волевому жесту, то затихал, то снова вздымался над рекой славный гимн вольных гайдамаков. «Гой, да не дивуйтесь, добри люди, що на Вкраини повстанне», — звучный, богатый оттенками баритон самозваного дирижера уверенно вел за собой остальные голоса. И на запевалу невольно обращали внимание — так живописно, так ярко выглядел загорелый красивый человек. Вьющаяся бородка обрамляла его умное, властное, энергичное лицо; вышитая украинская рубаха ладно облегала сухощавое, крепко сбитое тело; шаровары и красные сапоги довершали облик купеческого сынка, делая его похожим на новгородского былинного героя Василия Буслаева. И как-то само собой получилось, что он, этот былинный человек, стал душой общества, любимцем компании. А голосом он сумел очаровать не только попутчиков, но даже возниц.