Последнее он уже шептал, покрывая поцелуями и колкими прикосновениями чуть проступившей щетины плечи Флориан.
— Вот хотя бы сейчас, — подушечками больших пальцев он медленно погладил вершинки ее заострившейся груди. И чуть надавил. По телу домовой прокатилась судорога неподвластного ей и от того только более острого наслаждения. Ноги подкосились, став вдруг ватными, а голова бессильно запрокинулась, откинувшись на плечо мужчины и позволяя ему увидеть ее трепещущее от участившегося дыхания горло. — Ты же хочешь меня, красавица моя. Больше всего на свете! И знаешь, что получишь. И ты несчастлива? Притеснена? Унижена? Или все же… избалована?
Флориан остервенело зашипела. В душе ей сейчас больше всего хотелось вцепиться зубами в горло мага, но тело… Оно желало совсем иного. Его объятий, его силы, его страсти.
— Это… это… — с трудом подбирая слова, выдавила она из себя, не имея сил смотреть ему в глаза и от того сомкнув веки, — это результат подчинения. Меня к такому отклику толкает договор, данная клятва, обязанность служить. Оо…
Под конец, когда Нарг, изнывая от нетерпеливого желания, прижался к ней с такой силой, что стиснул между столешницей и собой, Фло не сдержала предвкушающего стона.
— Смехотворно, — шептал он, спешно шаря руками по ее телу в поисках застежек комбинезона. Едва он мягкой волной скользнул на пол, как рубашка девушки поползла вверх. А за ней и ее руки послушно поднялись, позволяя избавить тело от раздражающей преграды. Флориан до зуда в руках хотелось почувствовать его всем телом, прижаться и раствориться в объятиях, замереть на обнаженной сильной груди, слушая рваные удары сердца. — Нелепо говорить об этом мне. Ты можешь внушать себе что угодно, пытаясь заглушить голос разума и признать очевидное: тебе просто хорошо в моем доме. Очень хорошо! Но я-то достоверно знаю, какой клятвой связал тебя, какими путами оплел. Да, ты должна подчиняться и служить. Но… загляни в свою душу и скажи, когда ты с рычанием набрасываешься на мои губы, желая поцелуев, когда нетерпеливо сама трешься о мои бедра в ночной тьме в поисках самой откровенной ласки, когда искушаешь и провоцируешь, начиная очередную перепалку, — это лишь смирение и служение?..
— П-проверь, — сипло, прогнувшись вперед и умирая от восторга, когда рот мага блуждал по ее обнаженной спине в странной, но от того не менее возбуждающей, пародии на ласку, слегка прикусывая кожу и зализывая место укуса языком, а его обнаженные бедра яростно терлись о мягкие холмики ее попки. — Освободи м-меня… И п-проверим.