Я проснулась внезапно, подхваченная этим ветром. Рядом на краешке кровати сидела Валентина Алексеевна.
— Сонечка! Прости, милая! Следователь пришел.
Я потрясла головой и потерла руками лицо. Но действие успокоительного не отпускало, оно, похоже, вошло в саму активную фазу.
— Да я… сейчас.
Проходя мимо зала, кивнула Анатолию Ивановичу, который расположился на диване и доставал бумаги из папки. Умывшись и расчесавшись, я надела чистую майку с медведями, чья вторая половинка уехала к бабушке с дедушкой в чемодане Абрикоса, и, заварив всем чаю, уселась в кресле. Варков же, пригубив ароматный напиток начал опрашивать Валентину Алексеевну.
То, что она рассказала, пробрало до костей. Ведь по дороге мы не говорили практически. Я слишком сильно переживала за то, что безумно устала и давно не водила, посему вцепилась в руль с круглыми глазами новичка. Разговоры бы меня отвлекали.
— Он сначала представился и вел себя спокойно. Все выспрашивал, есть ли у нас еще квартиры, дачи, гаражи. Но у нас ничего нет. Я так и сказала. А он… ударил по лицу и стал трясти, — старушка уткнулась в платок. — Кричал, что Дима где-то спрятал что-то, товар какой-то. Но сын возил продукты?! Я ничего не понимаю!
Я посмотрела на Варкова, тот закатил глаза, намекая на то, что пояснит позже.
— Валентина Алексеевна, а что вы скажите по поводу нападения в квартире Маргариты Николаевны? Помните что-нибудь?
Женщины покачала головой.
— Ничего. Ничего не помню. А что с Ритой? Соня не знает.
— Ей лучше. Она женщина… хм… сильная, — улыбнулся Варков.
Он продолжил разговор, а я, кое-как пообщавшись с родителями заплетающимся языком, начала клевать носом. Напряжение схлынуло, и то, что тут, с нами, сидел Варков, как-то успокаивало. Мир опять стал каким-то призрачным, голоса отдалились.
Когда в дверь позвонили, я еле поднялась с кресла, помотав головой в тщетных попытках стряхнуть сон. На пороге стоял Тропинин. Эффект дежавю — только Сережи не было. А так…
Те же снежинки на плечах черного пальто и темных волосах. Сделав шаг в прихожую, он замер, изучая меня. Кажется, мы оба плохо спали ночью, под глазами у него угадывались темные круги. А потом я задохнулась и серьезно задумалась о лунатизме. Его рука обвила меня за плечи и притянула к мужчине, прижимая голову к его плечу. Решила, что раз я сплю, то можно и возмущаться такой фамильярности и даже… обнять в ответ. А почему бы и нет? В конце концов, все равно проснусь, а так было теплее и уютнее. Ну и совсем я уверилась в своем бреде, когда он, чуть отстранив меня, скинул обувь, чем никогда не страдал и, приобняв за талию, повел в зал.