С такой подготовкой и знаниями начал своё печатное дело в Москве Иван Фёдоров. [...]
Исключительное внимание царя к печатникам было не по вкусу правящим московским верхам и высшему духовенству. Что касается низшего духовенства, которое в подавляющем большинстве жило переписыванием книг, то оно в печатниках справедливо усматривало своих грозных конкурентов, так как на рынке трудно было конкурировать рукописным книгам с печатными,
Как бы то ни было, но на пятом году своего царствования, т. е. в 1553 г. «благоверный же царь Иван Васильевич всея Руси повелел устроити дом от своей царские казны, идеже печатному делу устроится и нещадно даяще от своих царских сокровищ деятелем: Николы Чудотворца Гостунскому диакону Ивану Фёдорову да Петру Мстиславцу - на составление печатному делу и к упокоению их, дондеже и на совершение дела их изыде».
Казалось бы, мечта исполнилась, цель достигнута, только работать. Ан не тут-то было! Так бывает в жизни нередко и в старые, и в новейшие времена.
Иван Фёдоров был вдохновенный человек, творческий мастер, энтузиаст своего дела; нравственный идеал его был высок, в его сознании печать являлась могучим орудием истинного духовного просвещения: «Да многие умножу слово Божие и слово Исус Христово». Он был апостолом [385].
Жизнь Ивана Фёдорова полна глубокого драматизма и трагизма. Она невольно затрагивает сердце каждого из нас, ибо тяжкие страды, им вынесенные, близко знакомы всем людям идеи, беззаветным труженикам знаний и искусства.
Первое, с чем встретился первопечатник Иван Фёдоров, энтузиаст своего дела, это с завистью, вызвавшей озлобление. Не от царя шло озлобление […], а целые организованные сословия и самые влиятельные люди - бояре и думные дьяки были против того, что великое государево дело поручено какому-то [...] дьякону. Архимандриты и игумены, боявшиеся его возвышения у царя и митрополита, а затем и сам Афанасий [386], преемник Макария, завидуя Фёдорову, обвиняли его в «еретичестве»; в чём оно состояло - неизвестно.
Но зависть, столь хорошо знакомая и ныне миру учёному и художественному, не стесняется в напрасных поношениях. «Зависть,- говорит Иван Фёдоров,- наветующе сама себе не разумеет, како ходить и на чём утверждается. Завистники и туне и всуде слово зло пронесоша».
Положение Ивана Фёдорова создалось тяжёлое. Митрополита Макария уже не было в живых. Грозный игуменствовал в преименитом новеграде Слободе [387]. Типография была подожжена и сгорела в 1565 г., сгорел и печатный станок. Успел спасти Иван Фёдоров только печатные матрицы и гравировальные доски в количестве 35, для украшений. [...] Впереди рисовался только костёр для еретиков, и, по совету Петра Мстиславца, оба бежали в родной его край Литву, «где инны и духовенство просвещённее и добрее московских бояр и духовных властей».