Мёртвые книги в московском тайнике (Стеллецкий) - страница 94

У Ганса Миссенгейма была Библия и ещё две книги, где были изложены основы реформаторского обряда. Король предлагал рассмотреть эти книги совместно с митрополитом, епископами и всем духовенством. В случае, когда собор признает лютеранскую веру, то он, Миссенгейм, перепечатал бы указанные книги в количестве нескольких тысяч экземпляров на русском языке. […]

Что же царь? Принял предложение? Нет,- замечает С. М. Соловьёв,- невероятно, чтобы Иван поручил устройство типографии человеку, присланному явно с целью распространения протестантизма!

Это положение Соловьёва было ещё долгое время аргументом против гипотезы, что типографию в Москве устроил именно Миссенгейм. Однако такое утверждение фактами не подтверждается, наоборот, логика вещей говорит скорее за то, что царь Иван использовал благоприятный случай и оставил при себе типографа, какого давно уже искал.

В. Е. Румянцев, давший ценное исследование о первопечатных московских книгах [381], говорит, что Иван Фёдоров мог научиться типографскому искусству у итальянцев-фрязинов, так как на это есть указание в так называемом «Сказании о воображении книг печатного дела». Названный автор приводит интересный реестр названий деталей типографского станка, как назывались они в старой Москве: «штанба сиречь книг печатных дело», «тередорщик» - печатник, «батырщик» - красильщик, «пиян» - верхняя доска для тиснения набора, «тимпан» - верхняя доска для тиснения набора, «пунсон» и многие другие взяты из итальянского языка, а не из немецкого, где все предметы носят совсем другие названия,

Всё это доказывает непосредственную связь старого московского печатного двора с итальянскими мастерами.

«Должно быть, так оно и было,- замечает В. Е. Румянцев,- первые мастера, показавшие возможность печатания книг металлическими буквами, были не итальянские специалисты-типографы, а ремесленники и художники, каких много было в Москве в начале ХVI в.» [382].

Однако сделать специалистами московских печатников, организовать большую типографию, выливать буквы и т. п. довелось, кажется, всё же Бокбиндеру-Миссенгейму. [...]

Использовав указания Миссенгейма касательно техники, Иван Фёдоров мог отлично наладить дело и наряду с тем обезвредить протестантскую пропаганду. Шрифты для своей печати Иван Фёдоров сделал заново с помощью своих «клевретов» Петра Мстиславца [383] и Маруши Нефедьева [384]. В этом причина, почему буквы были сделаны по строго московскому образцу, без признаков какого-либо стороннего влияния.

С другой стороны, весь орнамент носит явные следы итальянского пошиба: «фрязский» вкус тогда был приемлем не только в России, но и во всей Европе, достаточно сказать уже о тех сборниках образцов орнамента, какие тогда были в широком употреблении по всей Европе.