Поставив на стол кружку с недопитым пивом, Макс Шмеллинг обратился к Миклашевскому и Бунцолю:
— Я понимаю, конечно, у русского могут быть всякие трудности… Скажи, Карл, что я могу для него сделать?
Миклашевский не ожидал таких слов. Где-то в душе он лишь надеялся на установление знакомства, чтобы потом использовать его. А тут Шмеллинг сам предлагает свои услуги. На какое-то мгновение Игорь растерялся. Он не готов был к такому вопросу и даже не знал, что попросить. Конечно, Миклашевский знал, чего он хочет: побольше свободы действий, поменьше обязанностей. Как об этом сказать? Да и сможет ли Шмеллинг выполнить его просьбу? И вслух произнес:
— Мне хочется того же, что и многим вашим поклонникам, которые восхищены талантом великого боксера. Подарите ваш автограф.
— И это все? — изумился Шмеллинг.
— Разве этого мало для настоящего боксера? — в свою очередь удивился Миклашевский. — Только у меня нет даже листка бумаги…
— Давайте ваши документы.
— Вы распишетесь на них? Это можно? — спросил Игорь, доставая свое удостоверение.
— Мой автограф знают все и при любой проверке вам будут лишь завидовать, — с уверенностью произнес Шмеллинг и, вынув авторучку с золотым пером, широко расписался поперек документа. — Вот вам гарантия от всех нападок!
Потом порылся у себя во внутреннем кармане, достал две открытки. На одной фотопортрет Макса Шмеллинга, на другой он снят со знаменитой немецкой кинозвездой белокурой Але Ондре. Поставив широкие разборчивые автографы на обеих открытках, он вручил их Миклашевскому.
— А это от меня на память, — улыбнувшись, добавил: — Это пропуск на свободу в Германии.
Многие, сидевшие за столом, завидуя русскому, спешно вынимали свои удостоверения и протягивали их боксерскому кумиру:
— Битте! Пожалуйста! Битте!..
Карл Бунцоль, взяв новую полную кружку с белой шапкой пены, подал ее Миклашевскому, повторив заплетающимся языком:
— Ты есть сегодня самый счастливый человек!..
3
Утром, когда Миклашевский складывал вещи в чемодан, в номер вошел тренер. Карл Бунцоль уходил оформлять проездные документы и отоваривать продуктовые талоны, полученные на себя и боксера.
Не снимая шинели, Бунцоль уселся на стул, хмуро посмотрел на Миклашевского, словно увидел его впервые. У того шевельнулось недоброе предчувствие. Он знал тренера и умел читать по его лицу невысказанные мысли. Что-то произошло, явно не очень приятное для Миклашевского. Но что именно? Игорь не стал спрашивать. Он знал, что Бунцоль сам все выложит, и продолжал укладывать вещи в чемодан.
— Мы никуда не едем, — произнес холодно Бунцоль. — Достать и надеть спортивную форму.