Но он грянул гулким раскатистым громом. Попугаева грустно повернулась к реке, посмотрела на противоположный берег, А там красавец лось все так же напряженно стоял по щиколотку в воде, вытянув вперед свою голову и закинув рога к спине.
— Черт!.. Кто мушку сбил! — выругался Белкин, нервно перезаряжая ружье. — Не мог промазать за тридцать метров!..
И тут, к их удивлению, лось неуверенно сделал пару шагов и рухнул на мелководье, на прибрежные камни.
— Все ж таки попал! Попал! — возликовал Белкин и, бросив ружье, размахивая руками, побежал к реке, спеша перебраться по скользким камням на тот берег.
Быстрые северные реки не прощают небрежности. В бурлящем потоке, когда заходишь выше колен, устоять трудно. Без палки нипочем не удержишься, обязательно нужна третья точка опоры. Поток дважды сбивал Федора, и он с головой окунался в ледяную воду.
— Эх ты, охотник, — в сердцах вымолвила Попугаева и принялась стаскивать в реку надувную резиновую лодку.
Переправилась благополучно, но значительно ниже, пришлось против течения тянуть лодку. А это не так-то легко. Лариса шагала по воде, ругая и глупого лося, который вышел к водопою в неурочный час, и незадачливого охотника. Что там ни говори, а полдня, если не больше, пропадет. Никакая работа сейчас на ум не пойдет, никаким приказом Федора не заставишь бить шурфы и держать лоток. У него в голове лишь одно — скорее разделать лося, нажарить свежего мяса… Одним словом, выходной день, которого давно не было.
Федор Белкин, посиневший от холода, в мокрой, прилипшей к телу одежде, подпрыгивал на берегу возле убитого лося, словно исполнял какой-то ритуальный танец папуасов.
— Ух!.. Ах!.. Ух!..
— Хватит радоваться, — сказала Попугаева. — Надо свежевать, а то мясо будет плохое.
— Не… нечем, — вымолвил с дрожью в голосе Федор, — продолжая прыгать, чтобы согреться. — Но… нож у… уплыл, ко… когда па… падал…
— На, возьми мой, — она протянула ему складной ножик. — Работай, а я костер разожгу.
Попугаева насобирала сухих листьев, веток, раздула пламя. Потом помогла Федору, и они вдвоем свежевали тушу лося.
— Жирный, — сказала Попугаева и деловито похлопала по холке.
— Странная вы, Лариса Анатольевна, — произнес Федор, орудуя складным ножом. — Только что вы ж его жалели.
— Да, жалела. Живого жалела, — Лариса укоризненно посмотрела на рабочего. — А теперь что? Теперь это — мясо.
— Да, мясо. Много мяса, — Федор, довольный собой, горделиво улыбался. — Только таким ножичком много не насвежуешь.
— Другого у меня нет. Я сейчас в лагерь смотаюсь, привезу топор и финку.