.
Как и в преступлении, предусмотренном ст. 119 УК, механизм совершения рассматриваемого посягательства состоит в том, что виновный дает обещания, заверения совершить в отношении потерпевшего деяние определенного характера и эти обещания, заверения вызывают у потерпевшего беспокойство, тревогу за свою жизнь, здоровье, сохранность имущества. И здесь спокойствие выступает тем защищаемым благом, для охраны которого сконструирована уголовно-правовая норма, с той лишь разницей, что охраняемыми, во-первых, оказываются лишь определенные лица, а во-вторых, их безопасность выступает непременным условием выполнения ими своих служебных обязанностей или процессуальных функций. Сама же деятельность по выполнению задач правосудия является факультативным объектом преступления, несмотря на наличие связи между этой деятельностью и рассматриваемым посягательством.
Формулировка ст. 296 УК не исключает, к сожалению, применения названной статьи и в том случае, когда угроза вызвана неудовлетворенностью качеством выполняемой потерпевшим работы, поскольку законодатель даже не предъявляет к упоминаемой здесь деятельности требований законности (в отличие от ст. 295 УК). Такой законодательный подход представляется недостаточно продуманным и уже подвергался критике в юридической печати[284].
Он не оправдан, во-первых, потому, что таит в себе опасность ситуации, при которой непосредственный объект преступления, предусмотренного ст. 296 УК, будет восприниматься вне плоскости объекта преступлений, включенных в гл. 31 Уголовного кодекса. Ведь незаконная деятельность не имеет с правосудием ничего общего.
Во-вторых, при подобном правотворческом решении не в должной мере используются дифференцирующие свойства уголовного закона в том случае, когда дифференциация ответственности являлась бы вполне обоснованной. Вряд ли можно игнорировать тот факт, что уровень общественной опасности преступных деяний, продиктованных сознанием несправедливости осуществленных по отношению к субъекту действий и принятых в отношении него решений, значительно ниже, чем степень общественной опасности преступлений, мотивированных недовольством тем, что субъекты процесса действовали в отношении виновного в соответствии со своими функциями. В то же время можно увидеть существенную разницу между уровнем общественной опасности обоих этих деяний, с одной стороны, и уровнем общественной опасности угроз, продиктованных стремлением воспрепятствовать осуществлению соответствующих функций и обязанностей, с другой.
На наш взгляд, было бы гораздо логичнее, если бы в гл. 31 УК предусматривалась ответственность не за всякую угрозу по отношению к субъектам процессуальной деятельности в связи с осуществлением последней, а лишь за угрозу, сопровождающуюся требованиями прекратить или изменить подобную деятельность с целью придать ей незаконный характер. Что же касается угрозы в отношении соответствующих лиц, осуществленной по мотивам мести за законно выполненную деятельность по осуществлению процессуальных функций или обязанностей по исполнению судебного акта, то она должна преследоваться в рамках главы о преступлениях против жизни и здоровья. Не исключено, что подобное решение предполагает конструирование квалифицированного состава угрозы, в котором в качестве квалифицирующего признака выступало бы совершение преступления по мотивам мести за осуществление деятельности по выполнению служебных, иных юридических обязанностей или общественного долга.