На полу застыл забавный невысокий зверёк с длинными серповидными когтями. Его покрывала густая коричневая шерсть, свисавшая бахромой. По бокам вместо белых полос тянулись еда заметные светло-коричневые. Большая кунья голова. Зверь зевнул, демонстрируя ряды острых хорошо развитых зубов, и прошёлся по комнате, смешно переваливаясь, словно прихрамывая.
Себастьяну же было не до смеха. Он застыл в кресле, напрягшись: росомаха. Она самый опасный зверь, не привыкший отступать. С ним предпочитают не связываться. Даже медведь, который раз в десять, если не больше, тяжелее её, старается не поворачиваться к росомахе спиной. Собаки часто отказываются идти на этого зверя. Если голод вынудит, она справиться и с лосем. Росомаха не отступит и перед человеком, защищая себя.
Аккуратные ушки двигались на лобастой голове, чуткий нос вздрагивал. Зверь двигался по спирали, она всегда так ходит, приближаясь. Росомаха подошла вплотную, осторожно поставила лапы (одну на руку, другую на колено), стараясь «не разрезать» слабую человеческую плоть острыми когтями. Мужчина взял её под этими когтями. Поднял Мелиссу, застывшую на месте зверя, и сам встал.
— Не плачь, только не плачь, родная, — он поцеловал ей руки. Прижал к себе, неловко погладил по светлым волосам. — Мне всё равно, что у тебя нет тени, что ты связана с мечом… и все эти звериные формы. Ты чего?
— Я не…
— Я уже понял, что ты не управляла всеми этими животными. Подожди, но тогда… Ты что же ничего не можешь вызвать сквозь время?
— Конечно. Время — незыблемо. Его нельзя повернуть вспять… Нельзя вернуться назад и переделать сделанное. Иначе бы мир лихорадило, — она нежно улыбнулась ему. — Я, по-моему, тебе это уже говорила.
— Значит ты не вызывала дракона сквозь время?
— Не вызывала, — она помрачнела. — Что ты знаешь о волшмагических превращениях?
— Кажется, способность превращаться в существо, обладающее магическими свойствами, — он с недоверием посмотрел на неё. — Но ведь это… это же глупый миф неколдунов?
— Нет. Хотя это очень… редкое явление, — она нервно кусала губы и говорила всё тише.
— Дракон! — вспомнил он. — Белый дракон?
— Да, и в противовес ему феникс.
— Феникс? А почему не единорог?
— Я пила их молоко, — два испуганных глаза взглянули на него из-за золотистых волос и тут же погасли.
— Ничего, — неокрепшим от удивления голосом проговори Каникс. — Ничего, справимся, — он прижал её к себе. — Если что, то и я…
— Нет! Не смей! Даже не думай! — Линкс испугалась за него. Она беспокоится о нем. Это так приятно. — Самое трудное при волшмагических превращениях — сохранить контроль над формой.