— Что такое? — спросил он у приказчиков, которые почтительно расступились перед ним. — Что случилось?
— Милостивый государь, — обратился к нему кассир, — в виду платежа, который, как вам известно, мы должны были совершить сегодня, я взял вчера вечером из банка триста пятьдесят тысяч франков.
— Почему вчера? — воскликнул банкир. — Кажется, тысячу раз я просил вас брать из банка деньги только в день платежа, а не накануне.
— Я знаю это, господин Фовель, мне очень грустно, но случилось именно так. Вчера вечером я положил туда эти деньги, а сегодня их уже нет. Тем не менее касса цела.
— Вы с ума сошли! — закричал Фовель. — Вы бредите!
Эти слова уничтожили всякую надежду, но ужас положения придал Просперу ту безучастную подавленность, которая является следствием неожиданных катастроф.
— Я еще в своем уме, — отвечал он почти спокойно, — я не брежу и говорю только то, что есть.
Его спокойный тон вывел из себя Фовеля. Он схватил его за руку и грубо потряс ее.
— Говорите же! — закричал он. — Говорите! Кто же, по-вашему, отпер кассу?
— Не знаю.
— Кроме вас и меня, больше никто на свете не знал слова. Ключи от кассы только у вас и у меня.
Это было уже формальным обвинением, по крайней мере, так поняли все.
— Во всяком случае, не я взял эти деньги, — отвечал Проспер.
— Несчастный…
Проспер отступил на шаг и, уставившись на Андре Фовеля, прибавил:
— Это вы!
Банкир угрожающе поднял руку, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы вдруг не послышался резкий разговор в передней. Кто-то хотел войти и, несмотря на протесты прислуги, все-таки вошел. Это был Кламеран. Он ничего не хотел знать и, не снимая шляпы, направился к кассе и тем же грубым тоном сказал:
— Уже десять часов пробило, господа!
Никто не отвечал ему. Тогда он направился прямо к банкиру и закричал на него:
— Наконец-то, милостивый государь, мне посчастливилось увидеть вас! Сегодня утром я уже был у вас, но касса оказалась еще запертой; кассир еще не приходил, и вас самого не было тоже.
— Вы ошибаетесь, я сидел у себя в кабинете.
— Меня уверяли в противоположном, и вот господин, который мне сказал, что вас вовсе не было в конторе!
И он указал на Кавальона.
— Но этого мало, — продолжал он. — Я прихожу сюда вновь, и на этот раз меня даже не хотят впускать сюда. Скажите прямо: могу я получить мои деньги или нет?
Фовель задрожал от гнева и покраснел от стыда.
— Я попросил бы у вас одолжения, — отвечал он наконец упавшим голосом, — дать мне маленькую отсрочку.
— Но ведь вы сами сказали мне, что…
— Да, вчера. Но сегодня утром я узнал, что меня обокрали на триста пятьдесят тысяч франков.