— Беги! — сказал Кламеран.
И, сняв со стены два пистолета, он протянул их сыну и, отвернувшись, прошептал:
— Не попадайся живым, Гастон…
Гастон бросился в свою комнату, зажег свечу и поставил ее на окне, чтобы дать этим сигнал своей подруге. Он стал поджидать от нее ответа.
— Поскорее, граф! — обратился к нему Сен-Жан, не понимавший того, что он делает. — Ради бога, бегите скорее! Иначе вы погибнете…
Гастон бегом пустился с лестницы. Выбежав на огород и перепрыгивая с борозды на борозду, он скоро оставил за собой значительное пространство еще плохо распаханной и унавоженной каштановым перегноем земли.
Он так отлично знал все эти места, что не сомневался в успехе побега. Он знал, что сейчас же за каштанами начнутся поля, заросшие бурьяном, и вспомнил, что между ними была проложена длинная, глубокая канава.
Ему пришла мысль, что если он спрыгнет в эту канаву, то его не найдут, и что по ней он может незаметно пробежать далеко, тогда как его будут тем временем разыскивать в кустах.
Но он позабыл о том, что река поднялась. Подбежав к канаве, он увидал, что она была полна водою.
Разочарованный, но не сбитый с толку, он остановился и вдруг недалеко сбоку увидал перед собою трех всадников.
Это были жандармы.
При виде их он понял, что возвращаться назад значило бы попасть к ним в руки.
Он знал, что справа от него, невдалеке, был маленький лесок, но между ним и этим леском уже стучали копыта лошадей и его могли бы поймать и здесь. С левой же стороны от него протекала река, вздувшаяся от половодья. Рона пенилась, клокотала, с страшным шумом катя свои мутные воды.
Что оставалось делать?
Для него был только один исход, правда ненадежный, отчаянный, ужасный, но все же возможный, — это броситься в реку.
И он побежал к ней со всех ног, держа перед собою заряженные пистолеты и стараясь достигнуть мыса, на три добрых аршина возвышавшегося над Роной.
— Сдавайтесь! — закричал ему жандармский бригадир.
Гастон не ответил. Он знал, что в эту минуту по ту сторону реки бродит его Валентина, поджидая его и молясь.
— Во второй раз говорю вам: сдавайтесь! — закричал бригадир.
Несчастный не слышал его.
Голос могучего, ревевшего потока заглушил его.
Затем он перекрестился, протянул руки вперед и вниз головою бросился в Рону.
Его перевернуло, закружило и понесло по течению.
Ужас и сожаление, более чем злоба, заставили всех жандармов вскрикнуть.
— Погиб! — сказал один из них. — Кончено! С Роной шутки плохи. Завтра в Арле придется разыскивать его труп.
— Баста! — промолвил и бригадир. — Не суд присяжных, так Рона. Не все ли равно?