И все же вопрос стоит как стена между мной и счастьем: вот он, Я, вот Стена, а вот — Вопрос.
Отвечая «нет», все равно, что говоришь «не верю». И я поправляюсь:
— Нет у меня ни Веры, ни Счастья — СЕЙЧАС.
И вдруг ПОТОМ перестает быть Сциллой, а ВСЕГДА, соответственно, уже не Харибда, потому что я живу СЕЙЧАС — и живу с надеждой.
Потому что если Стену не пробьешь, если через Стену не перелезешь, то возможен еще обход — кто сказал, что Стена бесконечна? — или подкоп — кто сказал, что фундамент доходит до грунтовых вод? Действуй — и существование покажется оправданным.
Я подумал, а вдруг динозавров не было, и мы выкапываем не фрагменты скелетов, а фрагменты идей?
Я осознал, что прошлое, если оно есть — на той стороне Реки.
Потому что если не существует той стороны, где нас ждут души прежде живших, то нет и прошлого: есть лишь мертвые камни обнажившегося вверх по течению русла, а также НАКОПЛЕННОЕ НАСТОЯЩЕЕ — чужое прошлое, доставшееся в наследство нам.
Приближается вечер, загораются звезды, многие из которых уже давно погасли. Вникнув в это силой науки, мы рассуждаем:
— Странно будет, если вон тот белый карлик переживет следующий миллиард лет.
В частности, это может означать, что белого карлика давно уже нет.
Занятно рассуждать о прошлом в свете погасших звезд, который продолжит светить, когда нас всех не станет.
Вдруг я понял, что моя надежда прибавила в силе: я же верю, мне же совершенно ясно, что прошлое было — разве не сама правда лежит в ящике моего стола навсегда забытой грудой игрушек взрослого сына?
Как-то во сне (такие «будто вправду» сны называют видениями) я встретил в коридоре давно умершего отца. Меня не видя, он прошел в свою комнату, ставшую теперь моей. После первого испуга я побежал вслед за ним, мы обнялись, а я заплакал:
— Ты знаешь, как все было, — сказал я ему, непостижимым образом уверенный, что он знает всё о разделяющем нас прошлом, а значит, знает, за что меня жалеть.
Проснувшись, я ощутил слезы на своем лице.
Остался вопрос:
— Папа, где ты?
19. Безрадостная термодинамика
Возникшие в детстве вопросы, связанные с необходимостью сосуществовать с идеей смерти, странно вели себя в моей голове: я никому их не задавал, как бы опасаясь узнать жестокую правду.
Все началось с любопытства: что лежит в могилах?
По мере внедрения в мое сознание атомистических идей, меня стало интересовать, сколько молекул воздуха, которым я дышу, побывало в легких моих предков, включая динозавров: есть ли хоть одна?
Сведения об изотопах привели меня к воображаемым экспериментам, которые позволили бы узнать, сколько во мне от кого.