Предстояло интересное свидание. «Вельможная панна», предупрежденная об этом накануне, решительно отказывалась показаться жениху в первый раз в своем пансионерском платье, как можно! Но правила аббатства решительно не позволяли отступлений от монастырской формы, и маленькая кокетка должна была повиноваться. Она вошла в приемную «говорильню» в сопровождении Сент-Дельфин и очень скоро заметила, что простота ее костюма не помешала принцу Шарлю найти ее очень хорошенькой, и хотя она в продолжение всего визита, видимо, жеманно старалась держать свои глаза скромно потупленными, однако ж, нашла возможность с женской хитростью все высмотреть и очень хорошо рассмотрела своего будущего мужа.
– Он блондин, – говорила она потом своим подружкам, – высокого роста, похож на свою мать, которая очень хороша, но он слишком серьезен, и что-то в нем есть немецкое.
– Да, бельгийцы и фламандцы те же чопорные немцы, – заметила бойкая Шуазель.
«Вы можете предать моего мужа вашему гневу, принцесса, – писала потом из Брюсселя мать принца Шарля принцессе де Линь-Люксембург, – вы можете этот гнев приуготовить к его приезду, который непременно последует сегодня или завтра, и я неслыханно рада, что дело скоро кончится».
Еще бы не радоваться! Золотая лисичка из Польши уже попала во фламандские тенета.
Увидел «вельможную панну» и принц де Линь-отец. У придворного говоруна и шаркуна закружилась голова при виде прелестной будущей своей невестки, которая не пренебрегала ничем, чтобы понравиться будущему свекру, инстинктом врожденной кокетки чувствуя, что они будут симпатизировать друг другу и что со свекром будет веселей, чем с мужем.
Оно так и вышло впоследствии: молоденьким девушкам чаще нравятся пожилые мужчины, чем зеленые юнцы, закон контрастов.
Елена, у которой не было семьи в Париже, решила, чтобы бракосочетание ее к величайшей радости и пансионерок совершено было в капелле аббатства о-Буа. Князь-епископ сделал своей племяннице свадебный подарок в 100 тысяч ефимков: «вельможная панна» получила в приданое местечко Могиляны с землями, с замком и богатою деревенскою усадьбою, два дворца (палацы) в Кракове и дворец в Варшаве. Князь Радзивилл должен был Масальским 1 200 090 польских флоринов, наследство матери Елены, урожденной княжны Радзивилл. Князь-епископ обязался гарантировать племяннице со дня ее замужества чистый доход в размере 60 тысяч фунтов, выдаваемых в Париже, и выплачивать за все время пребывания молодых в этом городе.
Царское приданое! Только Польша, ходившая когда-то в пурпуре, способна была на это.