– Правда… А король прусский очень женолюбив и будет иметь трех супруг, в одно время живущих, – сказала государыня, просматривая другие бумаги.
– Что ж, государыня, все мы человеки, – начал хитрить Храповицкий, желая подделаться. – Ежели нашему брату, мужчине, сие не возбранено, то женщину на сие и Бог благословит.
Императрица показала вид, что не поняла льстивого намека.
– Вон у принца де Линя, государыня, есть красавица невестка, – продолжал Храповицкий.
– Знаю… Урожденная княжна Масальская.
– Точно, государыня.
– Так что ж? На нее плетут?
– Не плетут, матушка, а благословляют на второго мужа.
– Как? – заинтересовалась императрица. – Я о ней много слышала от ее свекра-принца… Воспиталась она в Париже в монастыре и выдана замуж за сына принца де Линя, за Карла.
– А этот Карлуша в Вене занозился графиней Кинской и с нею махается…
– Кто сказал тебе это?
– Кобенцель, матушка… Видя сие, супруга Карла де Линя и уехала в Польшу, и там ее Бог благословил…
– Чем? – перебила государыня.
– Вторым мужем, матушка.
– И сказывают, кто такой?
– Граф Потоцкий, государыня.
– Который? Их много…
– Великий каштелян, государыня, граф Викентий.
Двадцать третьего января царственный поезд был только еще в Новгороде-Северском. Так медленно шествовала по своему «маленькому хозяйству» царственная хозяйка, замедляемая в пути то торжественными встречами, то молебствиями и торжественными приветствиями в храмах, то, наконец, балами, даваемыми в разных городах царственной гостье от лица дворянства и именитого купечества.
Такой бал принят был императрицею и в Новгороде-Северском. Танцевавшие на балу красавицы-украинки и обратили на себя внимание «Семирамиды Севера», о чем и заносит в свой шпионский «Дневник» неумеренно «потевший» на вечере Храповицкий.
– А! Каковы хохлушечки? – подмигивал Левушка на двух красавиц.
– Это Скоропадская и Кулябко? – спросил Храповицкий, вытирая потный лоб.
– Да… Так и хочется пуститься за ними в пляс, припеваючи:
Гоп, мои гречанки,
Гоп, мои били!
– Отчего же и не пуститься в пляс вам, благо государыня нынче в преотменном расположении духа, и она полюбуется, – заметил Храповицкий.
– А «паренек»-то, «паренек»! Глаз не сводит с хохлушечек.
«Пареньком» называл Дмитриева-Мамонова Захар, а за ним в придворном интимном кружке и другие.
– Ну, «пареньку» за это как бы уши не выдрали, – многозначительно подмигнул Храповицкий и украдкой глянул на императрицу.
– Нет, государыня беседует теперь с графом Сегюром и губернатором Неплюевым, – сказал Нарышкин.
– Да, он, этот Неплюев, произвел хорошее на государыню впечатление, как администратор и, как она выразилась, «bel homme».