Потом он показал важному гостю, который в деревнях Италии значил больше, чем бургомистр, и которого все боялись, свой дом, который создал почти из ничего, и фотографии заброшенной руины. На лесничего этот кристально чистый немец, который вложил во все столько труда, имел такой тонкий вкус и, очевидно, хотел, чтобы всем было хорошо, произвел очень благоприятное впечатление.
Через два часа он поблагодарил за граппу, отказался налагать штраф и тем более отдавать приказ о разрушении маленького природного бассейна, а затем сердечно попрощался со своим амиго Энрико, потому что пришел к убеждению, что мир был бы лучше, будь в нем больше людей, которые думали бы как Энрико.
С тех пор Энрико в Валле Коронате жилось спокойно, и он мог делать все, что хотел. И он хотел, чтобы точно так же было в Каза Мериа.
А теперь здесь появился кто-то, кто следил за ним.
Это было самое плохое, что можно было себе представить, потому что пока неизвестный не показывался ему на глаза, он не мог привлечь его к ответственности или прогнать.
Лишь через три недели он в первый раз увидел, как между деревьями промелькнула тень. Голова, которая виднелась между ветвями, напоминала светлую точку.
Два дня спустя он рассмотрел ее лучше. Она стояла за кипарисом, сунув в рот прядь своих соломенно-белых волос и не сводя с него темных глаз. Она и не собиралась убегать. Она смотрела на него так, словно хотела прибить его гвоздями к стене из камня, которую он возвел только сегодня утром. Он не был уверен, что было в этом взгляде — страх или агрессия. Наверное, и то и другое.
— Бонджорно, — сказал он, стараясь сохранять любезный тон, хотя у него было желание убить лопатой это существо, которое уже долгое время наблюдало за ним, мешало ему, а главное — раздражало его.
Она не ответила, лишь пробормотала что-то, и это бормотание было похоже на предостерегающее рычание большой собаки.
— Пошла вон отсюда, — крикнул он, — здесь тебе искать нечего!
Аллора медленно покачала головой и прижала обе руки к сердцу. Затем презрительно плюнула.
— Аллора, — сказала она хриплым голосом, почесала между ногами, уселась на пенек и снова уставилась на Энрико. Неподвижным, пронзительным взглядом. Даже ни разу не мигнула.
В комнате на первом этаже, где вместо пола еще была утрамбованная глина, а потолка вообще не было, Энрико хранил свои инструменты и садовый инвентарь, которыми постоянно пользовался. Сделав пару шагов, он зашел в комнату, схватил вилы и бросился с ними на Аллору.
Она с ловкостью кошки соскользнула с пенька, отпрыгнула в сторону, еле успев увернуться от вил, и, пронзительно крича, словно раненая обезьяна, исчезла в лесу.