В мойке стояли две грязные чашки для эспрессо. Кто-то сегодня утром пил кофе.
Аллора сделала то, что обычно делала в лесу. Она опустилась на колени и обнюхала весь дом. В воздухе витал легкий аромат, который Аллоре понравился. Но она почувствовала еще и запах загнивающего салата в мусорном ведре, сыра в холодильнике, пыли на полке с посудой и плесени под мойкой. Она чувствовала запах обгоревшей паутины в розетке, которой незадолго до этого пользовались, запах воска на маттони, запах сырости в гардине, даже унюхала единственный червивый орех в корзине, а в постели — специфический запах женщины.
Затем она медленно вернулась назад в кухню и осторожно сняла с крючка фотографию Феликса.
Мужчины здесь не было, в этом она была совершенно уверена. Пока она сидела в кустах и наблюдала за домом, светловолосая женщина непрерывно собирала камни в тачку, отвозила их к дороге, высыпала и тщательно подгоняла, чтобы камень как можно плотнее прилегал к камню. Очевидно, она хотела замостить дорогу перед домом. Она вспотела, и Аллоре стало ее жалко, потому что Аллора знала, как длинна дорога от Каза Мериа до Сан Винченти. Чтобы дойти до Сан Винченти, нужно было потратить приблизительно такое же время, как чтобы сварить нонне суп-минестроне. А минестроне варилось долго, потому что у бабушки уже не было зубов и она могла только давить картошку и морковку языком о десна. Аллора представила, что светловолосая женщина закончит мостить дорогу, конечно, лишь тогда, когда станет такой же старой, как и нонна, когда та умерла. И поэтому ей было жалко эту блондинку.
Но постепенно Аллора стала терять терпение, потому что пока женщина выполняла эту глупую работу, она сама не могла забраться в дом. А она хотела положить на стол мужчине эту фотографию. Она так до конца и не поняла, что тогда произошло в Валле Коронате и почему умер ребенок, но она знала, что это его ребенок. Он нес его на руках, он уложил его в пруд, значит, он принадлежал ему. Поэтому фотография тоже должна была быть возвращена ему. Фотография не была собственностью женщины, которая сейчас жила в Валле Коронате. В конце концов, эта женщина была чужой в доме, а фотография принадлежала мужчине с форконе[50].
Хотя она и злилась на него, и боялась его. Но она представляла себе, что если бы у кого-то была фотография ее бабушки, то она все равно должна была принадлежать ей, Аллоре. Она ухаживала за ионной, она отнесла ее в церковь, когда та умерла. И она любила нонну. Определенно, мужчина тоже любил ребенка.
Она подумала, как было бы чудесно, если бы она всегда могла носить с собой фотографию бабушки, и слезы сами полились из глаз. Тогда нонна была бы не совсем мертвой. Порой Аллоре было тяжело оживлять в сердце образ нонны, вспоминать ее и видеть перед собой живой. Она, например, уже не помнила точно, какой у нонны был нос. Ей казалось, что он был толстым, немного кривым, с большими порами, похожими на маленькие дырочки… Но она не была вполне уверена.