Гаральд не мог усидеть на месте. Его, который основным принципом своей деятельности считал клятву Гиппократа, всю ночь одолевали фантазии, связанные с применением силы. Впервые в своей жизни он почувствовал огромное желание убить другого человека. На последствия ему было наплевать. Если бы Энрико попался ему в руки, он бы это сделал.
Солнце поднялось выше. Почти вся терраса была залита солнечным светом, и казалось, что день снова будет таким же теплым, как день середины лета в Гамбурге.
Было одиннадцать часов двадцать три минуты, когда зазвонил мобильный телефон Марайке. Звонил маресчиалло. Марайке, не говоря ни слова, передала телефон Каю. Она боялась неправильно понять или вообще ничего не понять из того, что собирался сказать маресчиалло. Кроме того она почувствовала, как желудок свело от страха. Она была не в состоянии воспринимать информацию, какой бы она ни была.
Кай внимательно слушал. Время от времени он говорил «va bene» или «subito» и «sicuro»[76], но чаще просто вздыхал, проводил рукой по голове и молча кивал.
Остальные сидели неподвижно. Время остановилось. Даже ветер больше не дул. На какой-то момент Земля перестала вращаться.
Когда Кай наконец выключил телефон и посмотрел на Марайке и Беттину, глаза у него были красными, словно он пил три ночи подряд.
— Они их нашли, — тихо сказал он. — В нежилом доме, который пустовал много лет. Недалеко от Валле Коронаты.
— А Ян? Он жив? — Беттина чуть не задохнулась от этих слов.
— Да, он жив. — Кай кивнул. — Но ему очень-очень плохо. Он в коме. И нет уверенности, что он выживет. «Скорая помощь» как раз везет его в Монтеварки.
Эдда закрыла лицо руками и начала громко всхлипывать.
— Я отвезу вас туда, — сказала Элеонора и встала.
Беттина и Эдда побежали к машине, Марайке на костылях попрыгала так быстро, как только могла, вслед за ними.
— Где эта свинья? — спросил Гаральд.
Кай пожал плечами.
— Думаю, его отвезут в следственную тюрьму в Ареццо. Но точно не знаю.
Гаральд ударил ребром ладони по столу и заходил по террасе, словно тигр в клетке.
— Ян жив, — прошептала Анна. — Сейчас это самое главное. Хоть один выжил.