Сегодня ему впервые бросилось в глаза то, что на улице, по которой он как раз шел, не было ни единого дерева. «Я перееду в другое место, — подумал он, — если Хайди не вернется. Переселюсь куда-нибудь, пусть даже в меньшую квартиру. Главное, чтобы перед окном было дерево».
Он как раз проходил мимо «Футбольной встречи» и подумал, не поговорить ли еще раз с хозяином пивной, но передумал и прошел мимо. Хозяин уже подтвердил слова Петера, что он был здесь почти до двенадцати ночи.
«Скверная история, — думал Карстен, — и очень неправдоподобная. Если сказать точнее, труднопредставимая. Отец, который якобы пошел искать сына, приземляется в пивной и сидит там почти три часа. Затем он вспоминает, что, собственно, собирался делать. Он в абсолютной темноте идет вдоль канала, продирается через кусты и находит портфель своего без вести пропавшего сына…»
Опыт полицейского и инстинкт главного комиссара полиции говорили ему, что отец в любом случае должен быть как-то связан с исчезновением и смертью своего сына. В том, что Бенни уже нет в живых, Карстен был глубоко убежден. Просто он чувствовал это.
В газетном киоске около своего дома Карстен купил газету «Берлинер Моргенпост», журнал «Штерн» и двойную упаковку «Марса». Он мечтал о горячей ванне, сладкой шоколадке и о постели. Если удастся поспать двенадцать часов, завтра он будет чувствовать себя намного лучше и бодрее.
Как обычно, Швирса напугала тишина, встретившая его, когда он открыл дверь квартиры. Фритци не выскочил из-за угла и не сдвинул с места маленький афганский коврик, на котором он прыгал, пытаясь лизнуть Карстена в руку. Фритци больше не приносил ему поводок и не просился погулять. Фритци не храпел перед телевизором, да так, что приходилось прибавлять громкость. Фритци исчез из его жизни вместе с Хайди, и Швирс часто думал, что собака, наверное, скучает за ним больше, чем Хайди.
Карстен испуганно начал хватать ртом воздух, когда влез в горячую ванну, и сразу же открыл кран с холодной водой. Затем опустился во все еще слишком горячую воду и закрыл глаза. Что мог сотворить нежный одиннадцатилетний мальчик, чтобы родной отец был вынужден устранить его? Кровь пульсировала в висках, и Карстену казалось, что голова у него распухла, тем не менее он напряженно думал. Но ответ на этот вопрос выходил за рамки его воображения.
«Он был милым, приветливым мальчиком. У него было такое доброе сердце», — говорил отец Беньямина. Еще тридцать лет назад, в полицейской школе, Карстен научился следить за формулировками. Петер Вагнер уже сейчас говорил о сыне в прошедшем времени: «он был», «у него было». Значит, в мыслях отца Бенни уже мертв. И кто мог знать об этом лучше, чем он сам?