Она прикрепила старый холст гвоздями к стене над своей кроватью. Она нашла его выброшенным у «Марины», отвергнутым из-за маленькой дырки в материи, и стразу поняла, что сделает с ним. Теперь простая белая ткань была покрыта жирными сине-зелёными завитками вокруг расходящихся из центра жёлтых лучей, которые формировали собой абстрактное небо.
Темная колокольня с острыми концами доминировала в левой стороне холста. Почтовая открытка была прикреплена к стене рядом с самодельной картиной: Ван Гог, звёздная ночь. Рисунок напоминал ей о Пираллисе, где вечные сумерки окрашивали всё в пурпурно-голубой.
Это было грубое изображение, но оно было её, и она любила его не смотря ни на что.
Десять лет назад, когда она открыла глаза и обнаружила себя на незнакомой крыше чуждого ей мира, звёзды над головой были единственной вещью, что она узнавала. Она стояла, одинокая и напуганная, пристально вглядываясь в небо часами, следя за тем, как оно начинало сиять, с помесью очарования и благоговейного страха.
Когда солнце наконец достигло горизонта вспышке света, она взобралась наверх, чтобы укрыться в тёмном, укромном уголке крыши. Она никогда прежде не видела рассвет солнца, за исключением в мраморе. Мир вокруг неё прояснялся до тех пор, пока не становился ослепительным, пока она не заплакала впервые, от ужаса и муки, и ощутила боль тех обжигающих слёз и оскорбительных соплей, попадающих ей в рот: всё это было в новинку. Миранда нашла её там, съёжившуюся в тени целой цистерны воды. Она поговорила с ней, всё объяснила и выманила её из укрытия. Она дала ей очки из черепашьего панциря и спокойно, плавно надела их на её лицо, принося немного утешения и энергии. Вместе, они сидели на солнечном свете и Коринфия украдкой глядела сквозь затемнённые пластиковые линзы на мир, возникающий вокруг неё.
— Я единственная? — неожиданно спросила крошечная Коринфия, изучая Миранду с внезапным любопытством.
— Нет. Существует много таких как ты, — объяснила она.
— Где они? Почему я не могу их увидеть?
Миранда улыбнулась. — Они повсюду, но ты не можешь увидеть их, потому что они сливаются. Это то, что они должны делать — жить среди людей, как один из них. И это то, что и ты теперь должна делать.
Коринфия всё ещё могла помнить то, как те слова проникли в её сознание, словно ледяная волна: изгнана сюда, в ужасный мир, полный непристойного шума и зарядов света.
Лишь звёзды на небе остались прежними. Звёзды оставались постоянными в любом подобном мире, те же созвездия, танцующие по тёмному небу. Коринфию всегда очаровывало, смотреть как они движутся. Когда она была Судьбой, она могла общаться с Невидимыми лишь стоя у реки знаний и задавая вопросы от её сердца. Однажды, она спросила, может ли небо или Пираллис передвигаться. Ответ явился ей в форме бесшумных, вибрирующих волн: