Теперь было уже не то. Двор опустел. Циля, которая до семнадцати лет умудрилась в этом дворе не знать, зачем папа спит с мамой в одной постели, в восемнадцать лет уехала из Израиля, объездила с любовниками полмира и сейчас преподает английский язык в Южной Корее. До дик в Нью-Йорке уже купил себе небольшую бензозаправочную станцию. Изик сидит в тюрьме под Гомелем за изнасилование. Его лучший друг Нюма стал равином-реформато ром в штате Аризона. У Фани на двадцать восьмом году жизни прорезался талант художника, чуть ли не такой, как у Шагала, и она обучается в Париже. Зюня преподает исторический материализм в Каменец-Подольском пединституте и читаем по радио лекции из цикла: «Сионизм — прыщ на теле народов».
Молодой сотрудник вышел на середину двора и огляделся по сторонам.
— Кого вам нужно? — спросила женщина средних лет, худая, длинная, с некрасивым плоским лицом.
Молодой сотрудник обрадовался при виде живого человека.
— Видите ли, — сказал он, — я хотел узнать насчет собаки, которая жила в этом дворе. Ее звали Белка…
— Белка? Да, была такая собака, — женщина резко повернулась, вошла в дверь своей квартиры, и молодой сотрудник услышал, как щелкнул крючок.
— Эй, подождите! Мне надо кое-что узнать у вас.
Женщина опять открыла дверь, и вдруг вылила на молодого сотрудника все то, что, видимо, в ней давно копилось:
— Я ничего не знаю и не хочу знать об этих собаках… что мне за дело до нее… уезжают черт его знает куда и зачем, подыхают по дороге, а потом приходят какие-то к честным людям и голову крутят… пускай она, эта собака, вам сама все расскажет… если сможет.
Женщина довольно рассмеялась.
— Если сможет, — повторила она и вдруг без всякой связи добавила:
— У меня опущение желудка, и посмотрите, где я живу… Пришли бы посмотрели, как люди живут, а то собаки их интересуют! У меня трое детей в интернате, зарплата 82 рубля в месяц… я русская и никуда не собираюсь. У меня первый муж был милиционером, а второй — пьяницей, я его бросила… а они все ящики бьют свои, все бьют, все бьют… из-за них колбаса исчезла из магазинов, а скоро и хлеба не будет… Тьфу!
Она плюнула себе под ноги и громко хлопнула дверью. Молодой сотрудник постоял немного, но за дверью было тихо. Он, было, уже направился в другой конец двора, но дверь снова открылась, и женщина с плоским лицом спокойно сказала: «Заходите».
Они со двора сразу вошли в кухню, где на плите что-то кипело и булькало, а через нее в комнату, сырую и прохладную в этот знойный день. Женщина подошла к буфету и долго рылась в нем, пока нашла сверток из плотной бумаги.