- Merci, - поблагодарил Гамаш, приняв салфетку. Бережно свернул ее и спрятал в карман. Затем занялся айфоном.
- Я сделал это фото субботним утром и отправил Жану-Ги. Попросил его выяснить все, что он сможет.
Он продемонстрировал фотографию Лакост.
Ее учили не выказывать реакции на взгляды, звуки, слова. Принимать вещи во внимание, но оставаться бесстрастной. Большинство народу, доведись им наблюдать за ней, пока она изучала фотографию, не заметили бы каких-то явных изменений.
Но Гамаш с Бовуаром слишком хорошо ее знали.
Глаза Лакост едва заметно расширились. И чуть крепче сжались губы.
Для высококвалифицированного следователя, занимающегося расследованием убийств, это было равносильно воплю.
Она отняла глаза от айфона, ее взгляд метался между Гамашем и Бовуаром.
- Это выглядит как Смерть, - произнесла она ровно, почти сухо.
- Oui, - подтвердил Гамаш. - Именно так мы тогда и решили.
Фигура на фотографии излучала силу, опасность. Было в ней нечто величественное. Спокойствие, уверенность. Неотвратимость.
Разительный контраст с темным курганом, наваленным сейчас в углу погреба. На фото фигура смотрелась как Смерть. Здесь она смертью и обернулась.
- И что вы сделали? - спросила Лакост.
Гамаш попытался удобнее устроиться на жестком стуле. Он впервые должен был дать официальный ответ на этот вопрос, хотя, как он подозревал, не в последний раз. И он уже предвидел всеобщие ожидания - шеф-суперинтендант Сюртэ должен был что-то предпринять. Что угодно, чтобы предотвратить случившееся.
- Я поговорил с ним. Спросил, кто он и чего хочет. Но он не ответил. Просто продолжал стоять там. И смотреть.
- На что смотреть?
- На магазины. Не знаю точно, на какой из них, конкретно.
- И что случилось потом?
- Ничего. Он просто стоял.
- Два дня, - добавил Бовуар.
- Pardon? - переспросила Лакост.
- Он стоял там два дня, - повторил Бовуар.
- В этом наряде?
- Ну, вообще-то, он стоял не все время, - сказал Гамаш. - Я в тот первый вечер наблюдал за ним. Где-то посреди ночи он исчез, но было слишком темно, чтобы разглядеть, как он уходит. Я пошел спать. А утром он вернулся.
Лакост сделала глубокий вдох, бросила взгляд назад, на уродливую глыбу на полу погреба, на коронера, склонившуюся над телом. Над ним… над ней.
Вид кобрадора был жалкий, вся жизнь вытекла из него. Исчезла любая угроза, когда-либо исходившая от него. Он походил на животное, свернувшееся в углу, издохшее там.
Отличие было лишь в том, что в этом сломленном существе не было ничего естественного.
- Вы назвали ее кобрадором, - сказала Лакост. - Никогда не слышала о нем. По-испански, вы сказали?