Шэла работала торговым представителем и менеджером по продажам по 13–15 часов в сутки. Только работа на износ помогала заглушить тяжелые мысли: пока ее ум был занят, он не мог повсюду искать опасности. Психотерапевты оказались бессильны. В поиске избавления она рассказала о своей зацикленности на четверке сначала одному, затем второму, третьему и череде других, но все, что обрела в этом эпическом странствии, — «совет просто перестать об этом думать». (Люди с обсессивно-компульсивным расстройством страдают от него в среднем 14–17 лет, прежде чем будет поставлен верный диагноз, и обращаются как минимум к двум психотерапевтам, пока не найдут того, кто умеет его лечить. Об этом свидетельствуют данные IOCDF.)
«Просто перестать!» — именно это чаще всего слышат жертвы компульсии. Ответ «ты псих» стоит на втором месте. Но перестать — последнее, что Шэла была в состоянии сделать. Пока она ехала на работу, мозг постоянно спрашивал ее, уверена ли она — абсолютно, железобетонно уверена, — что машину тряхнуло на банальной рытвине. Что, если она кого-то переехала? Нужно вернуться и проверить, хотя это чушь, конечно, однако, если развернуться сейчас же, жертву еще можно будет спасти. Ладно, едем назад. Проклятье! Где это место? В результате Шэла опаздывала. Компульсия, словно ядовитое облако из фильма ужасов, разрушала ее жизнь.
Однажды, когда ей было почти сорок, Шэла услышала новый шепот компульсии: «Кажется, твой кот Фред закрыт в холодильнике и вот-вот замерзнет насмерть». Чепуха, возразила свободная от ОКР часть ее разума. Как мог Фред оказаться в холодильнике? Хотя, конечно, проверить ничего не стоит. Маленькое дело для большого ума! Разумеется, ни следа Фреда. Распахнув дверцу, Шэла вглядывалась в нутро холодильника, пока не убедилась, что Фред не прячется ни в контейнере для овощей, ни за упаковкой апельсинового сока, — а затем компульсивно проверяла снова и снова, как это свойственно заложникам ОКР. Как-то раз Фред прошествовал мимо нее и скрылся в гостиной. У Шэлы мелькнула дикая мысль: что, если кот каким-то образом телепортировался в холодильник, как только пропал из вида! Она проверила еще раз. «Я сама понимала, как это глупо, — впоследствии рассказывала Шэла. — Я знала, что Фреда нет в холодильнике. Но просто не могла отойти от дверцы».
Навязчивые мысли, непреодолимое желание действовать
До 1980-х гг. распространенность обсессивно-компульсивного расстройства оценивалась в 0,005–0,5%. В 20-тысячной толпе, заполняющей Таймс-сквер в утренний час пик, нашлось бы от одного до десяти человек с этим заболеванием, то есть оно считались одним из самых редких психических нарушений. Но в последующие тридцать лет распространенность вроде бы выросла. Причина этого (диагноз ставится неоправданно часто или прежде выявляемость была слишком низкой?) является предметом яростных споров. Как бы то ни было, по оценкам Национального института психического здоровья, ныне у 1,6% американцев в течение жизни разовьется это психоневрологическое расстройство, а 1% взрослого населения, то есть от двух до трех миллионов человек, страдают им в каждый отдельно взятый год. Мужчинам и женщинам оно угрожает в равной степени. Дети болеют в два раза реже: среди лиц моложе 18 лет ОКР поражен один из двухсот. Наибольший риск развития обсессивно-компульсивного расстройства наблюдается в возрасте 10–12 лет, а также в старшем подростковом и раннем юношеском возрасте. В эти периоды мозг переживает бурный рост количества нейронов и связей между ними, а затем удаляет лишние связи, освобождая кору от необязательных синапсов. Это сложный процесс, в котором возможны сбои.