— Так. А мамаша Панина?
— Мамаша подарила юбиляру два здоровых дорогущих чемодана. Один открыла и продемонстрировала всем присутствующим, другой оставила стоять в той же гостиной. Но Панину я как раз готов исключить. Уехала-то она без чемоданов. А роевни ни в доме, ни на участке нет, мы там все прочесали. Кроме того, маменькина доля наследства слишком мала. Живой сыночек ей за пять лет такую сумму отстёгивал.
Игорь поразмышлял, чего бы спросить еще, и не нашел.
— Я же не видел ни места преступления, ни подозреваемых, — сказал он тоскливо.
— Подозреваемых я тебе хоть сейчас могу показать: сделал себе кино из записей с видеокамеры. — Михалыч удалился в комнату и через пару минут вернулся на кухню с включенным ноутбуком. — Любуйся. Это утро. Киселева вышла развесить белье после стирки. Видишь, возвращается с пустым тазом…
— А что это у нее сбоку болтается?
— Саквояж с медикаментами. Постоянно таскала за собой, потому что однажды уборщица его куда-то переложила, а у Панина тем временем случился астматический приступ. Чуть не задохся, пока чемодан искали.
— А почему он такой пухлый?
— Из-за кислородной подушки. А если ты про роевню подумал, то зря: она туда не влезает. Проверяли. Так… Это уже день. Мамашка прикатила. Чемоданы тащит ее шофер, он в дом не вхож, будет ждать в машине.
— Неужто этой крале за пятьдесят?
— Пятьдесят четыре. Ты что, про косметическую хирургию никогда не слыхал? О, вот и кузина с маменькой.
— Ого! Ну и бандура! Интересно, тяжелая? Кстати, а сколько весит роевня с пчелами?
— Килограмма четыре-пять. Примерно столько же, сколько виолончель… А вот и сестрица пожаловала. Оцени коробочку. Это сколько тортиков туда можно напихать!
— Да уж! Ишь, как раскраснелась толстушка. А сухой лед — тяжелый?
— Тяжелее обыкновенного раза в полтора. Это снова медсестра, решила с книжкой позагорать. Возвращается… Тетка с дочерью пошли к бассейну. А вот и сестрица следом — тоже в бассейн. Матушка всех повыгоняла, чтобы с сыном наедине потолковать. Ну вот, все трое возвращаются…
Игорь всматривался в лица входящих в дом женщин, и ни на одном не находил признаков волнения, тревоги или напряжения. Ни у одной не бегали глаза, не дрожали руки. Никто не походил на убийцу.
От напряженных умственных усилий у него загудела голова. Но, сколько ни перебирал он в уме сведения, сообщенные Михалычем, указания на убийцу найти не мог. Интересно, как на его месте выкручивался бы Эркюль Пуаро?
Всплывший в памяти образ маленького великого сыщика неожиданно навел его на мысль.
— Слушай, Михалыч, а чего-нибудь странного вы там не находили? Чего-нибудь такого… необъяснимого.