— Звучит достаточно разумно. Хорошо, третьего ноября начинаются каникулы. Самое удобное время. Позвоните мне недели через две, я назову дни, когда буду свободна.
Барзов рассыпался в благодарностях и ловко перевел разговор в другое русло. Выразил удивление тем, что химик такой высокой квалификации работает в школе, посетовал на бездушие и отвязность нынешнего молодого поколения, повздыхал о вечно горькой судьбе российской интеллигенции. Потом заговорил о жизни вообще, о страшном и нестабильном мире, человеческом одиночестве перед лицом неизбежной смерти, о бессмысленности существования, которой можно противопоставить только добрые дела, способные пережить того, кто их творил. Рассуждая о добром и вечном, Аркадий Николаевич не забывал о жестах, мимике, позе, интонациях. Все это должно было гармонично вписываться в образ тонкого, понимающего, но в то же время сильного и надежного человека. Человека, способного внимательно выслушать, подставить плечо, дать хороший совет, успокоить, рассеять тревогу.
— Извините, Владимир Алексеевич, мне пора, — неожиданно прервала его Вера Кирилловна, так ни разу и не откликнувшись на невербальное приглашение раскрыть душу.
Барзов искусно скрыл раздражение за смущенной улыбкой, извинился за болтливость, предложил в искупление своей вины подвезти Веру Кирилловну на машине, которую оставил у школы. Но Архипова отказалась и пошла к метро пешком.
* * *
Поначалу холодность объекта и отсутствие реакции на все попытки Аркадия Николаевича расположить ее к себе Барзова не обеспокоили. Психастеники люди сдержанные, открывать душу никогда не спешат. Да и чувства у них заторможенные, приходят с опозданием в несколько часов. Беспокоиться Аркадий Николаевич начал на следующий день, когда, позвонив Архиповой под надуманным предлогом (якобы спросить об учебных пособиях), он попытался между прочим договориться о встрече и получил довольно бесцеремонный отказ.
Барзов не поверил своим ушам. Этого не могло быть, потому что… просто не могло быть. Мягкие, конфузливые психастеники просто не в состоянии обидеть кого-то сознательно. Бывает, они отталкивают людей своей холодностью и замкнутостью, но сами ужасно от этого страдают. За прошедшую ночь Архипова должна была десять раз прокрутить в мозгу их разговор, проанализировать каждое слово, оценить замечательные душевные качества Барзова и пригвоздить себя к позорному столбу за черствость и нечуткость. Теперь ей полагалось изнывать от желания загладить свою вину. Она же ясно дала понять, что ничего похожего не испытывает. Это могло означать только одно: Аркадий Николаевич ошибся. Архипова не психастеник.