Шел третий час ночи. В большом кабинете, обставленном по-старомодному тяжелой конторской мебелью, совещались трое. Хозяйское место за необъятным письменным столом занимал апоплексического вида толстяк в военной форменной рубашке; на спинке его кресла висел китель с полковничьими погонами. За длинным столом для совещаний, приставленным к письменному столу ножкой буквы «Т», сидел в напряженной позе угловатый жилистый человек в погонах подполковника. Третий персонаж, человек в штатском с толстой папкой в руках, непринужденно развалился в кожаном кресле у стены. Гнев и взвинченность собеседников, казалось, на него не действовали.
— Пленку еще раз прослушал? — рыкнул хозяин, обращаясь к подполковнику.
— Так точно, товарищ полковник, и не раз. Больше там ничего нет.
— Рас…долбаи, в бога душу мать их так! — Толстяк треснул себя кулаком по ляжке. — Сапожники хреновы!
— Ребята не виноваты, Олег Григорьич, — вежливо, но холодно возразил ему заместитель. — Четыре месяца назад Мерцалов проходил полное медицинское обследование. Никаких патологий выявлено не было. Никто не мог предполагать, что он не выдержит допроса.
— Виноваты, не виноваты — кого это теперь?.. — Полковник стянул с себя галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и покрутил шеей. — Если не вывернемся, нас всех за яйца повесят. Ты хоть понимаешь, что вашего Мерцалова через день-два хватятся? И тот, кому он передал пробы и записку Пухова, взорвет свою едрену бомбу! На Западе поднимется вой, какого еще ни разу со времен этой… долбаной перестройки не слышали. И что с нами сделают — подумать страшно!
— Мы пытаемся взять ситуацию под контроль, Олег Григорьевич. И кое-что уже сделано. Тихонов нашел имитатора, подражателя голосов. Он позвонил Мерцалову домой. В настоящий момент родственники Мерцалова уверены, что Дмитрия Николаевича отправили с инспекцией в отдаленный район Башкирии и выйти на связь в ближайшие три недели он не сможет. Думаю, потом можно будет отправить им письмо от его имени и получить еще неделю-другую отсрочки. Этого, в принципе, должно хватить, чтобы выйти на мерцаловского конфидента и обезвредить его.
— За отсрочку, конечно, спасибо, Сергей Трофимыч, — проворчал толстяк. — Только проблему это не решает. «Выйти и обезвредить» — как просто это у тебя звучит! Да едва ваши м…пустозвоны возьмутся за кого-нибудь из близких Мерцалова, до ублюдка с этими…ми пробами тут же дойдут слухи — и все… трындец!
Подполковник повернулся к человеку в штатском.
— Что скажете, Леонид Модестович?
Человек в штатском неспешно снял левую ногу с правой, закинул правую на лувую. Грушевидное лицо с высоким узким лбом, пухлыми щеками и массивной нижней челюстью сохраняло невозмутимое выражение. Взгляд, устремленный на грозного хозяина кабинета, казался непрозрачным.