Приказчик с вызовом процедил сквозь стиснутые зубы:
– Это кто же такой умник-супротивник народился в темном лесу? Нут-ка, выдь пред очи, не труси заячьим хвостом в кустах!
Кричавший смешался, заробел. В толпе произошло недолгое волнение, и вперед вышел сумрачный Добрыня. Он нехотя стащил мурмолку, через силу поклонился, да не в пояс. Пробасил:
– Изволь проверить, Викентий Афиногеныч, норму за себя мы исполнили. Отпусти с миром, как народ просит.
В голосе молодого крепкого парня приказчик уловил неприкрытую угрозу. Он обернулся к лодке, на которой приплыл с того берега, и махнул рукой. К нему направились пять молодцев в роскошных алых шароварах, вправленных в новые сапоги. В руках – тяжелые плети, на поясах – кривые башкирские сабли. Подошли, встали рядом с приказчиком.
– Измордуют теперь парня, попал под горячую руку изверга! – простонал Дорофей, наблюдая за приказчиком и строптивым племянником. – А вы, святой отец, уходите. Видит бог, каша заваривается и у нас на горьком мужицком сале, как давеча на заводе. Бог вам в помощь отыскать заветную вольную землю. А как сыщете – знак верный дайте на Русь. Всем миром встанем и уйдем, хоть и в тридевятое царство, только бы прознать туда дорогу.
Отец Киприан выслушал старого Дорофея, но с места не двинулся, ждал чего-то. Видел, как Евтихий и Илейка неприметно выскользнули из двери избы и, сделав ему знак, отошли малость, пропали в кустах.
Приказчик между тем вплотную подступил к Добрыне.
– Вот с твоих поленниц и начнем смотреть, – вроде бы ласково взял парня за локоть, повернул лицом к лесу. – Веди, герой, показывай, што сработал за себя и своего сухорукого тятьку.
За спиной приказчика по вырубке безмолвно, словно глухонемые по базарной площади, вышагивали демидовские стражники. Добрыня, широко переступая через пни и не убранный еще валежник, показывал без видимой робости:
– Эта моя, и эта. Да вон те три поленницы рядышком, у берез поставленные.
Приказчик тыкал кулаком в просветы между торцами бревен, шевелил губами, что-то высчитывая.
– А кричишь, Аника-воин, што норму сработал? – с издевкой проговорил приказчик, не глядя на Добрыню, который весь подобрался в ожидании пакости от Демидовского слуги. – А выходит, что добрая четвертая доля в каждую сажень не доложена. Ась? А где поленницы твоего тятьки Изота? Што? Калека он? А может, дурачком прикидывается да отлеживается на печи – благодать божья, что хозяин и за него подушный оклад матушке-государыне исправно платит!
– Побойся бога, Викентий Афиногеныч! – Лицо Добрыни покрылось пунцовыми пятнами от возмущения. – Грешно такое на калеку говорить. Будет тебе бочениться-то перед нами, односельцы ведь. Сам знаешь, что в тяжкой заводской работе сорвал он себе руку, не владеет ею. Сухой рукой тятьке дров не повалить.