– А до Индийского царства оттуда далече ли? Панкрат вскинул на монаха сумрачный взгляд.
В глазах отразились беспокойные сполохи костра.
– До Индийского? Того не ведаю, святой отец. Соседствуют тамошние беглые с местными народцами, которых именуют ойратами. А те ойраты дань платят Джунгарским князьям. Про Индию же слуха не было меж беглых.
Отец Киприан поблагодарил Панкрата за беседу о далеких землях и пошел к своему костру.
* * *
Илейка вот уже целый час рассказывал Гурию Чубуку о том, как бродили они с дедом Капитоном по Руси, опасаясь попасть солдатам в руки, о поселении беглых на Иргизе, о гибели дедушки…
– Слышь-ка, дядя Гурий, – вдруг вспомнил Илейка и решил сообщить атаману приятную весть. – Незадолго до ухода из города Самары довелось мне ненароком повидать нашего односельца, отставного солдата Сидора Дмитриева…
Гурий Чубук от удивления привскочил, потом с возгласом: «Надо же!» – покачал головой, радостная улыбка тронула жесткие губы.
– Стало быть, уцелел наш бывший воинский пастырь? И куда же бежал он, старый и такой немощный?
– Не бежал он, – вздохнув горестно, ответил Илейка. – Везли его с женкой и иными кандальными на жительство в Оренбурх-крепость. И дядька Сидор тако же в кандальные цепи был закован. Хотел было я дознаться от него, что сталось в Ромоданове после нашего ухода с дедушкой Капитоном. Но и малого времени не довелось побыть вместе – конвойные драгуны погнали поселенцев в дорогу, не допустили к беседе.
Гурий Чубук погрустнел лицом, длинной палкой поковырял головешки в костре – отец Киприан чуть отсунулся: жгучие искры полетели в его сторону.
– Жаль Сидора. Под конец жизни спознался с кандалами. Да, видно, истину говорят: что на роду написано человеку, того не минуешь. Вот и отец Киприан о том может подтвердить. – Чубук, посматривая, как умащивался около огня утомленный дневным переходом сгорбленный монах, нехотя добавил: – Тяжко говорить-то много о том кровопролитии, брат Илья. Старую рану заново бередить кому охота! Но коль зашел о том у нас разговор, надобно довести его до конца. – Чубук оставил в покое костер, подтянул колени к подбородку, обхватил их сильными руками. – Один раз отбились мы и от бригадира Хомякова. По великому самомнению устрашить нас, тако ж, как и полковник Олиц, имел надежду тот бригадир перейти Оку на паромах без всякого от нас противодействия. Ан вышло не по задуманному! Не устрашились ромодановцы и двух полков, которые сгрудились на калужском берегу. Возлютовал тогда Хомяков и повелел солдатам из пушек да из ружей по народу палить, хотел нас от перевоза отогнать и высадиться под Ромоданово всеми силами. Да не сробели работные мужики, не разбежались, хотя и побито было много средь нас. Устрашился такого упорства Хомяков, упятился с теми полками в Калугу, а мы неделю после жили спокойно и без тревог…