И ни одного драгуна на улицах села! Мужики горохом рассыпались по своим подворьям, а Гурий Чубук беззвучно плакал у бомбой разрушенного жилья – за спиной, со стороны волостного села, доносилась многоствольная пушечная пальба. Спустя малое время и там круто замешанным черным столбом поднялся к небу дым. Испуганно и призывно гудел набат, но теперь на его взывающий голос никто не поспешил к ромодановцам на выручку. Не прошло и получаса, как колокол громыхнул последний раз и умолк…
– Под вечер кое-как сумел я собрать мужиков в изодранных и обгорелых кафтанах. Ругать их было поздно, – сокрушенно закончил свою исповедь Гурий. – Да и за что их ругать? Такова, стало быть, мужицкая натура, что за свой двор душа болит стократ сильнее, чем за все село. На этом-то и взял нас хитрый Хомяков! Снял я перед мужиками своими мурмолку, поклонился земно и сказал на прощание: «Судите о своем животе каждый сам, а я ухожу в леса. Мне с паралитиком Демидовым никак не с руки в одной светелке чаи пивать. Да и хозяйства своего на ноги не поставить. Сами видите, что от двора осталось, как в той горькой присказке: „Было у Пахома два липовых котла, да и те сгорели над пламенем дотла“. Не поминайте лихом, если что…» И ушел.
Гурий задумчиво посмотрел на темный лес вокруг временного бивака, прислушался, словно надеялся уловить чутким ухом отдаленный, затухающий набат над покинутым родным селом. Вздохнул, погладил затекшие колени жесткими пальцами.
– Как удалось миновать воинские заставы окрест мятежной волости, и по сей день не могу осмыслить. Аки бедный праведник пролез сквозь угольное ушко! Раза четыре натыкался на конные разъезды драгун, под пулями кидался в дикие чащобы. Где-то под Рязанью уже за добрую мзду у одного волостного старосты выправил подложную отпускную бумагу, будто иду бурлачить на Волгу. С тою спасительной бумагой и добрался с грехом пополам на Каму, а с Камы на Каменный Пояс. Тамо перезимовал в потайном пристанище ватажников, беглых с разных заводов, а по весне учинил войну с заводскими стражниками Невьянского завода, коим владеют Демидовы. Без малого целый год гонялись то они за нами, то мы за ними, смотря кому счастье в тот день улыбалось. Только озверела под конец той войны горная администрация, конные отряды солдат понатыкала на всех дорогах. Вот и подались мы в вольные алтайские земли счастья и покоя искать. Да свои забубённые головушки спасать от топора… Весьма рад я, – добавил Гурий, – за Михайлу Рыбку. Хоть одному ромодановскому атаману удалось счастливо миновать лютых каторжных работ в демидовских подземельях.