Поднявшись в сенцы, Илейка уже за спиной услышал приглушенный бас хозяина:
– Видишь же, Дарьюшка, не ленная в нем натура, но истинно российская, с потребностью к полезной работе. С годами из него добрый мне помощник будет, зря хлеба лишнего не съест.
Темное зеркало воды в кади поднялось до самого верха, Илейка одну бадейку поставил на лавку рядом.
«С годами невесть где меня судьба носить будет, – подумал он и тяжело опустился пообок прохладной кади, подул на горячие от дужек ладони. – Сыскать бы где заветную сон-траву да заранее узнать, какова тебе судьба на роду писана…»
После завтрака Илейка вновь был отпущен – выходной день давался ему на отдых от хозяйских хлопот – побегать по городу с младшим из Рукавкиных.
– Нынче непременно поднимемся на звонницу, – пообещал Панфил. – С нее весь город виден.
Миновали просторный дом с бравым привратником в мундире – сама строгость: это городской магистрат на краю рыночной площади, пообок с богадельней, – и вышли к рынку.
Рынок кишел телегами, конями, людьми и бродячими собаками. Посадские женки, с утра не истратив силы на домашние дела, отчаянно торговались с крестьянами засамарских деревень из-за муки, живой птицы, принюхивались к стерляди, к сазанам и белой рыбице – свежа ли? Охотно брали яицких осетров, с трудом уволакивали на себе, если не было под рукой доброхотных помощников донести покупку до дома и получить за то медную копейку.
В сопровождении нетерпеливого Панфила Илейка с трудом протиснулся в самую большую в торговом ряду лавку купца Кандамаева. Долго ждал, пока рослый и степенный приказчик Родион Михайлов освободится, и спросил:
– Нет ли нынче в Самаре купцов из сибирских земель?
Родион осторожно положил тяжелый аршин на прилавок, уперся в него ладонями и вскинул на отрока карие глаза под широкими светлыми бровями. Когда осмотрел Илейку с головы до ног, обутых в новые лапти, толстые губы раздвинулись в насмешливой улыбке:
– А велика ли у тебя мошна на тех сибирских купцов?
Илейка, поглядывая на недоумевающего Панфила, тут же присочинил оправдание своего расспроса:
– Сирота я. Отцов брат в рекруты забран, давно уже. Извещал в свое время родителя моего, что отслужил срок и где-то теперь на большой реке Катуни в посаде проживает. С кем бы дойти в те земли да сыскать – свой ведь, не чужого рода. А я бы за лошадьми в дороге присматривал…
Родион Михайлов покомкал бородку в толстых пальцах, пояснил, что самарские купцы дальше Яицкого городка, Оренбурга да башкирских земель ходить пока не отваживаются.
– Поспрошай-ка ты, братец, у Аиса Илькина в соседней лавке. Он не единожды бывал с караванами в Оренбурге, может, что и прослышал от сибирских купчишек. А в Самару они не заявляются, у здешнего обывателя мала казна для их товаров.