Неплюев помолчал, глядя в строгое худощавое лицо самарянина, добавил:
– На сборы даю три-четыре дня. Путь дальний, могут и задержки случиться. Хорошо бы по теплу вам успеть дойти до ханского становища. Страшные метели случаются в степи, упаси бог попасть под них.
– Мы-то свои товары еще не развязывали, – пояснил свою готовность Рукавкин, откланялся и поспешил к выходу.
Неплюев проводил его добрым взглядом, приказал Чучалову дожидаться писем к хивинскому хану и старшине Куразбеку. И ушел с облегченным сердцем в свой кабинет писать.
* * *
Быстро, в хлопотах прошли дни сборов. Перед дальней дорогой выслушали литургию в новом каменном Преображенском соборе, освященном 12 ноября 1750 года преосвященным Лукой, епископом Казанским и Свияжским, да и покинули уютный Гостиный двор. Знали, что надолго, потому как путь лежал в далекую страну, к чужим людям.
Проводить караван из города выехал и губернатор Неплюев. Он старательно сидел на буланом коне, опасаясь на людях горбить уставшую с годами спину. Большой круглый орден сиял на левой стороне нового мундира. Иван Иванович, вслед за стареньким батюшкой Иакинфом, крестил едва ли не каждый воз, проходящий мимо по дороге: караван по крутому откосу спускался из Водяных ворот к мосту через Яик, мутный после недавних сильных дождей в своих верховьях, среди гор Каменного Пояса.
– Но-о, пошла, ретивая, недошуг дремать! – покрикивал на переднем возу шепелявый Герасим, размахивая длинным кнутом над конскими спинами более для вида, нежели для дела. Накануне выхода каравана Данила долго говорил с Герасимом, не убоится ли тот идти в чужие края, где и головы можно лишиться. Герасим, не рисуясь, ответил:
– Един Бог над нами, здешь ли, там ли. Пофартит, так ты уж, хозяин, не оштавь меня без милошти, дай крышу над головой до шкончания веку. Иной платы и не надобно бездомному да безродному бурлаку. А я тебе готов шлужить из вшех моих шил.
Растроганный его словами, Данила обещал не только крышу, но и приличный корм и присмотр, если хворь в ногах и вовсе с годами доймет его. И вот теперь, веселый и взволнованный началом дальнего похода, рыжебородый Герасим ловко управлялся с сытыми жеребцами. Кони проворно, но опасливо спускались вниз, верблюды же размеренно перебирали длинными ногами – понукания эти величественные животные не признавали. На верблюдах везли свои тюки татары, самаряне же решили добраться до Яицкого городка на возах: там кони и возы гораздо дороже, верблюды, напротив, дешевле, нежели в Оренбурге.
Колеса прогрохотали по бревенчатому настилу, и вот уже караван на левом берегу Яика. Миновали небольшую рощу, наполовину сбросившую листву, обогнули глубокую старицу, темную под осенним небом и в тени непролазных кустов. Потом по насыпной дамбе переехали еще одну, поуже и помельче первой, и впереди показался Меновой двор, построенный для летней торговли со степняками в пяти верстах от города.