Родион крякнул в досаде на себя: вот на чем можно было здесь капитал составить, да не знал…
Семен рассказал, что служит в Хазараспе, но вот хан созывает их: как бы не пришлось усмирять туркмен и каракалпаков.
– Веру сменил или как? – поинтересовался Лука Ширванов и тут же повинился: – Прости, брат, черт потянул за язык спросить о сокровенном.
– В волчьей стае да не выть по-волчьи? – Семен признался, что по настоянию хана все прибывающие инородцы принимают мусульманство. Когда их в мечети обращали в новую веру, старый мулла сдернул у него с шеи серебряный крест и, плюнув, бросил в арык. Ночью, когда все уснули, Семен под страхом смерти прокрался к тому арыку и, по уши в воде, весь ил руками перещупал. Отыскал! – Здешним святым молюсь так: одному мигну, другому кивну, а третий и сам догадается, – и добавил, что молит христианского Бога простить принужденное двуличие. Видно, доходили до неба его молитвы, не покарал. Вот уже сколько лет бережет от лихого напастья. Даст бог, и дальше все будет удачно, а там, глядишь, может, что и к лучшему обернется.
Данила спросил, на что он питает надежду в этом изменчивом по нраву царстве салтанов и беков?
– Как знать, – ответил Семен. – Вдруг да другой хан сядет, примет подданство российское, как ханы Малой Орды. Тогда и здесь вере христианской будет открыт доступ. Вот и послужим Отечеству. Кто лучше нас знает здешние места и обычаи? Довелось бывать уже и в Бухаре и дальше.
Семен допил чай, вновь вытер полотенцем лицо, помолчал.
– Всяко может быть, – повторил Семен, – вдруг возьмет тоска теперь, и пойду с вами на Русь… Последние ночи беспрестанно снится старая матушка, и все будто при смерти, проститься кличет. После таких снов стрижом быстрокрылым полетел бы к родным Жигулевским горам. Только злоба на господское притеснение отпугивает.
Данила обрадовался:
– Тогда бери и своего товарища. Все надежнее будет в диких степях. Да, а почему он не пришел с тобой в гости?
Семен развел руками, потом ответил:
– Клеймен вором, и розыск по нему ведется. Ему хода на Русь нет.
На удивленный взгляд Рукавкина рассказал: Пров с ватажкой бродил по темным уральским дорогам, купчишек перенимал. Семен звал и его в гости, а он озлился. «Доведись, – говорит, – встретиться в песках, тогда и раскланяюсь с крапивным семенем!» За что он так злобится на купцов? Будто был в свое время у одного купца в Перми работником, а хозяин облыжно его оклеветал. Вот и клеймили каленым железом, на лбу выжгли буквицу «В», то есть «вор». Был сослан в кандальные работы, да посчастливилось сбежать. Пришел домой, а подлый купчишка принудил его жену пойти в сожительницы. Пров сжег двор купца и ушел в разбой. А в последние годы к деньгам стал жаден, все хлопочет, чтобы и ему сотню воинов дали.