Якуб-бай сидел рядом с Кононовым, и старый казак полушепотом пояснял хивинцу, о чем здесь шла речь.
– А и в Хиве сколько можно сидеть? – вскинулся Родион, раздосадованный неожиданным упрямством казанских татар. Он загорелся надеждой спасти через Аиса Илькина хотя бы часть кандамаевских товаров и распродать их среди улусов Малой Орды. – Какого блага дождемся от хана? Разве что топора! Ты как, Лука, мыслишь? Идем домой?
Ширванов покривил тонкие губы под русыми колечками усов, неопределенно пожал плечами.
– Я – как все. Однако без проводников и охраны страшно идти. Нападут разбойники – не отбиться нам. Не лучше ли остаться всем? Отпустит хан – так возвратимся безбоязненно.
– Понял всех вас, – сказал Рукавкин, решительно поднялся с ковра, прошел по комнате из угла в угол, подумал: «Жаль, Семен погиб так неожиданно. Он бы помог мне выбраться из этого кощеева царства», потом остановился против Кононова. – Григорий, спроси у Якуб-бая, можно ли теперь выйти из города без ханского письма?
Якуб-бай прищурил глаза на мигающий огонек свечи, немного подумал и ответил, что можно, если хорошо одарить начальника стражи, а для отвода глаз он добудет бумагу, будто караван вышел на торги в соседние города, скажем в Анбиры или Хазарасп, на юг от Хивы.
– Решено, – и Данила рубанул воздух ребром ладони. – Я иду домой! Не хочу быть в руках хана игрушкой. Песками пройду по весне, пока нет жары. А впредь мне будет наука не ходить в чужие земли, когда нет в них должного мира и спокойствия. И сладок чужой мед, да в жару киснет!
Якуб-бай внимательно выслушал Кононова, который тихо пересказал ему решение караванного старшины, с осуждением посмотрел на Муртазу Айтова, проговорил, обращаясь к Рукавкину:
– Напишите белой ханше, что есть в Хорезмской земле люди, которые хотят быть ей в услужении. Смерть Куразбека и мятеж говорят о том, что было бы лучше для нас, если бы во всей здешней земле был бы один сильный хан. Мы ждем вашу госпожу как носительницу спокойствия.
Якуб-бай некоторое время молчал, уставя взор в недопитую пиалу, потом преодолел какие-то внутренние сомнения и решился:
– Помогу вам дойти до Старого Урганича, буду за проводника по Хорезмской земле, – и приложил правую руку к груди.
Данила от всей души поблагодарил Якуб-бая, поклонился казанцам, прощаясь.
С того дня он не терял времени даром. Страстная жажда как можно быстрее покинуть неласковую чужую землю и вернуться на родину подгоняла его во всех делах. На вырученные деньги за часть товаров, проданных Айсом Илькиным, закупили на обратную дорогу коням овса, себе припасов. Казанские купцы и Ширванов делали вид, что не замечают сборов своего караванного старшины, Родиона Михайлова и Айса Илькина, которому чудом удалось вытащить из-под стражи остатки товаров Рукавкина и Михайлова, выдав их за свои и потоптавшись изрядно с подарками в ханском дворце.