Но был уже декабрь, жара в этих местах спала, случалось и так, что пустыню достигал с севера прохладный ветер, и становилось довольно свежо и неуютно, и не было возможности укрыться в складках земли.
Малыбай, спрошенный о той крепости, с живостью подтвердил:
– Да-да, почтенный мирза Даниил. Есть такой каменный юрта. Завтра будем его смотреть. Завтра один бег коня[34] проходил, и к вечеру будет тот каменный большой юрта. Караван-баши Каландар знает удобный место для вечерний намаз, ведет нас туда. Там и коня поить станем и верблюдам много пить будем давать перед пустыня.
Через час-полтора действительно достигли небольшого пресноводного озера, в которое впадал ручей, вытекающий почти из подошвы отвесной стены плато. Кони и верблюды жадно пили холодную воду из родника, а потом их пустили под присмотром казаков на сочную траву по берегам озера. В укромном месте под горой разместили вьюки, разожгли костры из саксаула, причем поблизости обнаружили совсем свежую еще стоянку какого-то каравана. Достали походные котлы, мешки с пшеном и сухарями, начали готовить ужин.
Во время ужина Кононов, не спеша жуя больными зубами размоченный в сладком кипятке сухарь, рассказывал, как шли они тогда с князем Черкасским по каленым пескам, уже там, поверху этой горы. Чтобы сберечь лицо, голову заматывали белым холстом, потому как от нещадного солнца у многих началось кровотечение носом. Если же случался ветер, то песок больно хлестал по глазам, так что и смотреть вперед не было никакой возможности.
Потом припомнил случай, который произошел чуть позже, в песках. Однажды задул сильный южный ветер, а за ветром через некоторое время прямо на их отряд надвинулся огромный столб песка, согнутый в середине, будто немощная старуха на церковной паперти. Проводник отряда Ходжи Нефес со страху кинулся на колени, поклоны бьет, зубами стучит и едва выговаривает: «Джинн! Джинн!»
Столб песка толщиной в несколько саженей, как вспомнил Кононов, пронесся мимо перепуганного отряда и долго был еще виден, прыгая с обдутых ветрами немых барханов, уносясь прочь, заметая следы русского отряда.
– Зимой такого «джинна» нам вряд ли встретить доведется, – добавил в заключение Кононов.
Ночь прошла без происшествий, однако Данила долго не мог уснуть, ворочался на тюках, выискивая удобное положение. Потом понял, что думы о доме не дают ему сна, и не стал их гнать от себя. «Никола-зимний[35] теперь у нас, и снегу надуло… А в тихие дни деревья в иней наряжаются, как Дарьюшка в кружева на Христов день… А в заовражьях близ Самары теперь волки в стаи сватаживаются…»